Вирус безмыслия. Как обычные люди становятся частью машины зла

Редактор Юга.ру Денис Куренов в преддверии трагической даты для истории Краснодара размышляет о книге философа Ханны Арендт.

Завтра, 9 августа, Краснодар обратится к одной из самых мрачных страниц своей истории. В этот день в 1942 году в город вошли нацистские войска, начав полугодовую оккупацию — период систематического террора и массовых убийств в мобильных газовых камерах, «душегубках». Годовщина трагедии — это всегда повод не только для скорби, но и для попытки понять. Понять не столько тактику и стратегию войны, сколько природу того зла, что пришло на нашу землю. Культурная традиция приучила нас видеть зло в образе идеологически заряженных, демонических фигур. Но что, если самая жуткая его форма — не в карикатурной жестокости, а в чем-то гораздо более тихом, будничном и потому — всепроникающем? Этот вопрос стоял в основе одной из самых важных и неудобных книг о нацизме.

Человеческая культура всегда питала слабость ко Злу с большой буквы. Мы привыкли представлять его в образе инфернального гения, титана воли, который сознательно выбирает тьму. От Мефистофеля Гете до Воланда Булгакова, от шекспировского Ричарда III до Деда Хасана — по-настоящему великий злодей притягивает своей сложностью, глубиной падения, почти извращенным величием. Он — антитеза добру, его темный двойник, но всегда соразмерный ему по масштабу. Зло интересно, когда оно радикально.

И вот, в 1961 году в Иерусалиме, в стеклянной пуленепробиваемой будке перед судом предстал человек, которого некоторые журналисты называли «архитектором Холокоста». Его имя — Адольф Эйхман, оберштурмбаннфюрер СС, начальник отдела, ответственного за массовые убийства евреев. Весь мир затаив дыхание ждал, что увидит демона во плоти, идеологического фанатика, одержимого ненавистью. На процесс в качестве корреспондента журнала The New Yorker приехала философ Ханна Арендт, чтобы задокументировать явление этого радикального зла. Но то, что она увидела, наверняка потрясло ее и мир гораздо сильнее, чем любой монстр. Она увидела обывателя.

В своей книге «Эйхман в Иерусалиме: репортаж о заурядности зла» (в устоявшемся, но менее точном переводе — «Банальность зла») Арендт описывает не садиста и не маньяка. Перед ней сидел старательный бюрократ, мелкий служащий, сделавший карьеру на «перекладывании карточек». Он говорил на чудовищном канцелярите, оперировал штампами и пустыми фразами. Он не был даже ярым антисемитом. Эйхман, по оценке Арендт, просто хотел «хорошо делать свою работу», а тот факт, что эта работа заключалась в организации конвейера смерти, имел для него второстепенное значение. Психиатры, обследовавшие нациста, признали его совершенно нормальным.

В этом и заключался главный ужас, который Арендт назвала «заурядностью зла». Зло Эйхмана было не демоническим, а пугающе обыденным. Он не был чудовищем, он ни чем не отличался от вашего соседа. Его главным преступлением было безмыслие. Под мыслью Арендт понимала не способность решать сложные интеллектуальные задачи, а умение вести внутренний диалог с самим собой, оценивать собственные поступки с точки зрения другого человека. Эйхман не мог представить себе реальность тех, кого он отправлял на смерть. Для него они были не людьми, а единицами в отчетах, пунктами в логистических планах.

Эта концепция оказалась скандальной. Арендт обвиняли в попытке оправдать нацистского преступника, представив его безвольным винтиком в машине. Но ее мысль была куда более радикальной и тревожной. Потенциальный «Эйхман» скрыт не в подвалах гестапо, а в каждом из нас. Зло — это не аномалия, а вирус, который активируется в условиях, когда система требует от человека одного — не думать.

Арендт показала: чтобы стать чудовищем, не нужно быть чудовищем. Достаточно просто быть конформистом. Достаточно просто плыть по течению. Достаточно просто «исполнять приказ». Достаточно просто перестать думать. И тогда любой из нас, любой «примерный семьянин», любой «исполнительный работник» может стать Эйхманом. Любая бюрократия, любая система, где индивид — лишь функция, может стать машиной смерти.

Книга Арендт не дает простых ответов. Она лишь фиксирует закономерность: между обычным человеком и соучастником преступления может не быть никакой пропасти — только незаметная череда мелких уступок, привычных «да» вместо неудобных «почему». Эйхман не проснулся однажды монстром. Он просто однажды перестал просыпаться как рефлексирующий человек. И в этом, возможно, неочевидный урок той трагедии, что началась для Краснодара 9 августа 1942 года: зло начинается не с прихода вражеской армии. Его корни произрастают там, где перестают звучать вопросы.