186 дней страха. Хроники нацистской оккупации Краснодара

C 9 августа 1942-го по 12 февраля 1943 года Краснодар пребывал во мраке нацистской оккупации. Это время, когда привычный уклад жизни сменился ужасом комендантского часа, публичных казней и гула «душегубок». Но это также и время, когда за страхом проступали мужество подпольщиков и стойкость горожан, отказавшихся покориться.

Редактор Юга.ру Денис Куренов изучил хроники нацистской оккупации Краснодара и поговорил с историком, основателем экскурсионного бюро «Кубань расходящихся тропок» и старшим научным сотрудником музея имени Фелицына Федором Смоляковым.

На пороге оккупации

К началу августа 1942 года ситуация на южном фронте стала критической. В рамках операции «Эдельвейс» 17-я немецкая армия стремительно продвигалась к Кавказу. Краснодар, как крупный транспортный узел и столица Кубани, был одной из ее главных целей. Контроль над городом открывал вермахту дорогу к нефтяным месторождениям Майкопа и давал доступ к продовольственным ресурсам региона.

«Краснодарское направление прикрывала 56-я армия генерала Рыжова, которая была крайне неукомплектована — не хватало практически половины личного состава, — рассказывает историк Федор Смоляков. — В то же время на город наступали превосходящие силы противника: 10-я мотострелковая армия и первая танковая армия Клейста. Поэтому главной задачей было не удержание города, а обеспечение отхода основных частей на левый берег Кубани и уничтожение переправ».

В этой ситуации ключевым рубежом стала Пашковская переправа через реку Кубань — последний путь для отступления войск и эвакуации раненых. Ее к моменту подхода немцев заминировать не успели, был взорван только главный железнодорожный мост.

«Если бы передовые мотострелковые части немцев добрались до понтонной переправы, они смогли бы быстро форсировать Кубань и продолжить наступление на черноморское побережье, — объясняет Смоляков. — Чтобы этого не допустить, генерал Рыжов отправил на оборону 30-ю Иркутскую дивизию под командованием полковника Бориса Аршинцева с задачей удержать позиции хотя бы на три часа, чтобы саперы успели заминировать мост».

Но полковник Аршинцев принял решение, которое вошло в историю обороны города. Вместо того чтобы окапываться и готовиться к обороне, он отдал приказ о контратаке.

«Аршинцев разбил дивизию, которую доукомплектовали кем попало — от школьников-добровольцев до курсантов краснодарских военных училищ, — на небольшие подразделения и приказал идти в атаку, — рассказывает Смоляков. — В ходе ожесточенных боев, длившихся трое суток, наши войска не только сдерживали натиск врага, но и отбросили его передовые части до железнодорожного вокзала. Это позволило заминировать и взорвать Пашковскую переправу. 12 августа остатки 30-й дивизии, выполнив приказ, получили команду вернуться в расположение армии и, неся огромные потери — до 30% личного состава, — практически вплавь перебирались через Кубань под огнем противника».

Утром 9 августа 1942 года части вермахта вошли в Краснодар, начав 186-дневную оккупацию. Оборона Пашковской переправы на трое суток задержала наступление немцев, сорвав их планы по стремительному прорыву на Кавказ и позволив основным силам советских войск избежать окружения и перегруппироваться. В 2020 году переправа получила звание «Рубеж воинской доблести».

«Новый порядок»

Немецкие войска в Краснодаре установили оккупационный режим, названный «новым порядком». Вся полнота власти перешла к военной комендатуре, которая начала работу с издания серии приказов, полностью парализовавших нормальную жизнь города.

Первым делом у населения изъяли все радиоприемники, чтобы отрезать доступ к советским сводкам. Вместо них создали пропагандистскую газету «Кубань», рисовавшую картину скорого поражения СССР. Также оккупанты сформировали марионеточную городскую управу во главе с бургомистром, которая должна была обеспечивать исполнение распоряжений немецкого командования.

«Немцы активно пытались привлечь на свою сторону местное население, особенно молодежь, — рассказывает Федор Смоляков. — В газете «Кубань» выходили статьи под заголовками вроде «Кубанская молодежь должна перейти на сторону победоносной немецкой армии». В рамках этой же пропагандистской кампании немцы возобновили работу закрытых большевиками церквей — Свято-Екатерининского и Свято-Троицкого соборов, Свято-Ильинского храма, — показывая, что они пришли освобождать эти территории от безбожной власти».

Однако для рядовых жителей наступило время выживания. Централизованное снабжение прекратилось, город охватил голод. Единственным способом раздобыть еду стал натуральный обмен: горожане совершали рискованные походы в близлежащие станицы, чтобы обменять последние ценные вещи на муку, картофель или молоко. Учебные заведения были закрыты, система здравоохранения практически перестала функционировать.

«Школы были закрыты из-за нехватки учителей, а детей отправляли на работы для нужд оккупационных властей, — отмечает историк. — Это привело к распространению репетиторства — оставшиеся в городе учителя занимались с детьми частно, чтобы хоть как-то выжить и дать им знания».

Повседневная жизнь горожан была строго регламентирована. Оккупанты ввели комендантский час, запрещавший нахождение на улицах в вечернее и ночное время под угрозой расстрела. Для передвижения по городу требовались специальные пропуска. Атмосферу в городе определял тотальный страх. Регулярно проводились облавы на рынках и улицах. Система доносов поощрялась, и любое неосторожное слово могло стоить жизни. Доверие исчезло, уступив место постоянной тревоге и ожиданию худшего.

«Перед самым приходом немцев, когда все экспонаты эвакуировать было уже невозможно, директор историко-краеведческого музея Никита Анфимов лично руководил сокрытием самых ценных из них, — рассказывает Смоляков. — Сотрудники разбирали кирпичную кладку музея и замуровывали в стенах шашки, холодное оружие и другие драгоценности. Что-то прятали в подвалах. Не менее героически поступила библиотекарь мединститута Софья Тер-Оганян. Она укрыла у себя дома более тысячи ценнейших книг, которые не успели вывезти. У нее несколько раз проводили обыски, но уникальные экземпляры так и не нашли — она прятала их в стенах и перекрытиях на крыше. По законам оккупантов это была расстрельная статья».

Значение этих действий очевиднее на фоне того, что при отступлении нацисты сожгли уникальную библиотеку педагогического института, уничтожив более 250 тыс. книг.

Машина уничтожения

Репрессии, развернутые в оккупированном Краснодаре, были не случайными актами насилия, а частью системной политики уничтожения. Первоочередными целями стали члены коммунистической партии, сотрудники НКВД и еврейское население города. Террор направлялся как на ликвидацию идеологических противников, так и на устрашение остального населения.

За этими преступлениями стояли конкретные исполнители. Руководителем зондеркоманды 10-а, действовавшей в Краснодаре, был штурмбаннфюрер СС Курт Кристман.

«Это фигура типичного нациста, — рассказывает Федор Смоляков. — Он участвовал в «Пивном путче», будучи еще совсем юнцом, состоял в гитлерюгенде. С начала 1920-х годов он был убежденным сторонником нацизма и готов бы отстаивать эти идеи в бою. Позже, получив докторскую степень по юриспруденции, он вступил в СС и стал опытным работником гестапо. Человек, который с юности глубоко презирал евреев, цыган и всех, кого не считал «арийцами», к зрелому возрасту был готов уничтожать их без колебаний».

Центром террора стало здание гестапо, расположенное на углу улиц Орджоникидзе и Седина, где проводили допросы, пытки и выносили смертные приговоры. Публичные казни через повешение стали обыденным явлением. Их использовали как меру устрашения, вешая на столбах людей с табличками, поясняющими, что они были казнены за саботаж или невыполнение приказов.

Однако самым массовым и технологичным орудием убийства в Краснодаре стали «душегубки», газенвагены (нем. Gaswagen — «газовый автомобиль») — мобильные газовые камеры. Эти специально оборудованные грузовики с герметичным кузовом, в который подавались выхлопные газы, позволяли нацистам совершать массовые убийства без лишнего шума.

«Вопреки распространенному мнению, «душегубки» не были впервые применены в Краснодаре, — уточняет Смоляков. — Первые документальные свидетельства их использования относятся еще к периоду завоевания Югославии. Но именно в Краснодаре их применение стало по-настоящему массовым. Здесь, в Краснодарском крае, только в газенвагенах были убиты около 7,5 тыс. человек».

Одним из первых и наиболее чудовищных актов стало уничтожение 22 августа 1942 года 320 пациентов и нескольких медработников городской психиатрической больницы. Но самая страшная трагедия произошла в Ейске.

«В октябре 1942 года из Ейского детского дома за ночь в «душегубках» убили 214 детей. В основном это были дети с особенностями развития. Аргументация была циничной: зачем на них тратить средства, которые можно направить на содержание оккупационных властей. Операцией руководил также Кристман», — говорит Федор Смоляков.

Местом захоронения тысяч жертв стал противотанковый ров в районе Завода измерительных приборов (ныне Чистяковская роща), а также еще один ров в начале улицы Димитрова. Сюда грузовики свозили и сбрасывали тела отравленных и расстрелянных.

«Нацисты были людьми скрупулезными, а массовые расстрелы — это «грязное» дело: кровь, жестокость. Убивать надо было тихо и быстро, — заключает историк. — Поэтому газенваген стал идеальным орудием убийства: людей загрузили в герметичный кузов, привезли уже мертвыми, осталось только сбросить тела в яму».

Согласно данным Чрезвычайной государственной комиссии, за 186 дней оккупации в Краснодаре убили около 13 тыс. мирных жителей. Сухая статистика говорит о том, что в городе погиб каждый 13-й житель из тех, кто не успел эвакуироваться.

Сопротивление и подполье

Несмотря на жестокий оккупационный режим и атмосферу тотального террора, сопротивление в Краснодаре началось практически сразу. Оно принимало разные формы — от организованных партизанских рейдов до индивидуального саботажа. И во главе этого движения стоял человек, чья история стала легендой, — первый секретарь крайкома ВКП(б) Петр Селезнев.

Петр Селезнев руководил Краснодарским краем с 1939 года. С началом наступления немцев на Кавказ он вошел в Южный штаб партизанского движения, фактически возглавив его. Когда стало ясно, что город будет сдан, Селезнев, в отличие от многих партийных деятелей, решил остаться в оккупированном Краснодаре и руководить сопротивлением изнутри.

«Одна из самых ярких, хотя и не подтвержденных документально легенд, гласит, что для маскировки Селезнев пошел на крайние меры, — рассказывает Федор Смоляков. — Он якобы выбил себе молотком зубы, неделю пил, чтобы приобрести вид опустившегося нищего человека, и после этого просил милостыню в районе Кооперативного рынка. Оттуда, из самого центра оккупированного города, он руководил всем партизанским движением и красным подпольем».

Вопреки распространенному мнению, партизаны не были разрозненными группами. Их действия четко координировались.

«Еще в 1941 году был создан центральный штаб партизанского движения во главе с маршалом Борисом Шапошниковым, — поясняет историк. — Действия партизан всегда координировались из центра. Селезнев должен был наладить диверсионную работу на коммуникациях противника».

Главными целями стали линии связи, мосты и железные дороги. Партизаны нарушали снабжение немецкой группировки, наступавшей на Кавказ.

«Можно вспомнить подвиг братьев Игнатовых, — приводит пример Смоляков. — Получив из Краснодара информацию, что в сторону Новороссийска движется поезд с боеприпасами и подкреплением, они взорвали железнодорожные пути в районе станицы Афипской ценой собственных жизней».

В самом Краснодаре подпольщики печатали и распространяли листовки со сводками Совинформбюро, противодействуя нацистской пропаганде. Многие жители, рискуя жизнью, укрывали у себя раненых красноармейцев, евреев и коммунистов. На предприятиях рабочие выводили из строя станки, прибегая к саботажу.

Хотя силы сопротивления не могли самостоятельно освободить город, их действия демонстрировали, что население не покорилось. Многие участники партизанского и подпольного движения погибли в застенках гестапо или в боях.

Освобождение и возмездие

Разгром немецких войск под Сталинградом коренным образом изменил ситуацию на южном фланге фронта. В начале 1943 года Красная Армия начала Северо-Кавказскую наступательную операцию, и дни оккупации Краснодара были сочтены. 12 февраля 1943 года части 18-й и 46-й армий, сломив сопротивление отступающих немецких арьергардов, вошли в город.

Картина, открывшаяся солдатам, была удручающей. Краснодар лежал в руинах: заводы взорваны, мосты уничтожены, сотни зданий сожжены. На центральных улицах все еще стояли виселицы. Масштаб разрушений был таков, что Краснодар официально включили в число 15 городов СССР, наиболее пострадавших от войны.

Ответом на это стал Краснодарский судебный процесс, который прошел с 14 по 17 июля 1943 года. Он вошел в историю как первый открытый судебный процесс над пособниками нацистов, виновными в массовых убийствах.

Процесс проходил публично в самом большом уцелевшем зале города — кинотеатре «Великан». На нем присутствовали советские и иностранные журналисты, в том числе писатель Алексей Толстой, чьи репортажи стали одним из главных свидетельств этого события.

На скамье подсудимых оказались 11 членов зондеркоманды СС 10-а.

«Важно понимать, кто были эти люди, — поясняет историк Федор Смоляков. — Большинство высокопоставленных немецких офицеров, включая руководителя зондеркоманды Курта Кристмана, судили заочно — они успели отступить вместе с войсками. А под суд попали те пособники, которых удалось схватить. Зондеркоманды состояли не столько из немцев, сколько из местных коллаборационистов. Немецким было руководство, а рядовыми исполнителями становились те, кто перешел на сторону нацистов».

Федор Смоляков добавляет важный контекст о мотивации этих людей:

«Нацисты проводили так называемый кубанский эксперимент, убеждая казаков, что им вернут старые привилегии, землю и что они являются потомками готов, то есть «арийцами». И те, кто по понятным причинам ненавидели советскую власть, были готовы пойти на сотрудничество и убивали своих же соседей».

Обвинение строилось на неопровержимых доказательствах: показаниях десятков свидетелей и, что особенно важно, на выводах судебно-медицинской экспертизы, которая подтвердила факт отравления сотен людей угарным газом в «душегубках».

Восемь подсудимых были приговорены к смертной казни через повешение, остальные — к 20 годам каторжных работ. 18 июля на центральной площади города в присутствии почти 50 тыс. человек приговор в отношении восьми осужденных был приведен в исполнение. Краснодарский процесс создал важнейший юридический прецедент: его материалы и наработки впоследствии использовались при подготовке Нюрнбергского трибунала.

***

Период 186-дневной оккупации стал для Краснодара одной из самых мрачных глав его истории. Он вместил в себя как методичную работу машины уничтожения, унесшей жизни 13 тыс. человек, так и примеры стойкости и сопротивления горожан, не покорившихся врагу. Это была трагедия, которая затронула практически каждую семью, оставшуюся в городе.