Инструмент романтического типа. Интервью с краснодарским хранителем органа

Продолжая серию материалов о людях необычных профессий, Юга.ру публикуют рассказ хранителя краснодарского органа.

Михаил Павалий не просто главный, он единственный органист в Краснодаре вот уже 24 года, а звание хранителя органа не просто поэтичное обозначение. Он действительно больше чем музыкант, больше чем опекун для этого уникального — как и каждый орган — инструмента. Органист сочинской филармонии и учредитель Международного фестиваля органной музыки в Краснодаре, он рассказал, почему не бывает универсальных органов и как удержать слушателя на протяжении многих лет.

Как в Краснодаре не сразу появился орган

Желание установить орган в Краснодаре было всегда, получалось так, что есть деньги — нет места, есть место — нет денег, либо есть и то и другое, но некому этим заниматься. И как-то это все крутилось на стадии мечтаний. Помню — я еще тогда, кажется, в училище был — нашли какое-то помещение около гостиницы «Москва». Хотели поставить орган на втором этаже, потому что выяснилось, что это то ли дворянское собрание было, то ли еще что-то. Там выступал Рахманинов, пел Шаляпин.

Но приехала комиссия из Москвы и дала заключение, абсолютно непрофессиональное, что пол не выдержит вес органа, а стены не выдержат звука. Это полный нонсенс, я потом говорил со специалистом: «Понимаешь, чтобы разрушились эти стены, тут нужна целая артиллерия, да и выстрелить нужно несколько раз, тогда только развалится». И опять все затихло.

Как я услышал орган и полюбил его навсегда

Я родился в Эстонии, в городе Тарту, это второй город по численности населения после Таллина. Мои родственники — литовцы, они все католики, хотя Эстония, конечно, лютеранская страна. Еще дошкольником я впервые услышал церковный орган и навсегда влюбился в этот инструмент.

Дом наш находился рядом с церковью, и там была возможность заниматься. Так я делал первые шаги. Уже потом, когда встал вопрос именно о профессиональном обучении, пришлось искать педагога. Он сразу нашелся — Евгения Владимировна Лисицина, хотя она жила в Латвии. Когда я первый раз ее услышал, то понял, что буду учиться либо у нее, либо вообще не буду, и поехал в Ригу.

Отец у меня родом с Кубани, работал в милиции. Его перевели в Краснодар. Здесь органа не было. Пришлось идти в музыкальную школу по классу фортепиано, потом поступать в музыкальное училище. Но с органом я не терял связь, каждые каникулы ездил в Латвию и занимался там.

Потом пришлось поступить в консерваторию на фортепианный факультет. В советское время была такая система, что органом могли заниматься только со второго курса консерватории по направлениям фортепиано, хоровое дирижирование, композиция, теория музыки. А в 1990 году я закончил Санкт-Петербургскую консерваторию уже по классу органа.

И как в Краснодар все-таки приехали орган и я

Когда я закончил консерваторию, в Краснодаре органа еще не было, поэтому меня распределили на Западную Украину, в город Ровно. Уже там я узнал, что здесь появилось творческое объединение «Премьера», которое основал Леонард Гатов. Он стал инициатором того, чтобы в Краснодаре появился орган. Он нашел и помещение, и деньги, но, конечно, здесь надо отдать дань Валерию Александровичу Самойленко, который был в те времена мэром города.

Сколько его помню, он был меломаном, любил музыку, всегда уважительно относился к артистам. Даже помню некоторые такие вещи: вечером сидели, занимались, а он потихонечку на балконе сядет, думая, что его не видно. Но он не знал, что у органиста слух-то хороший — даже когда орган в полную мощь звучит, мне слышно, как кто-то шепотом переговаривается в зале. В общем, он сделал все, чтобы деньги найти, и этот зал отдал. Это был зал для заседаний бывшего горкома КПСС. И его переделали в концертный.

Я, когда узнал, что здесь будет орган, сразу приехал. Пришел на прием в «Премьеру», к Александру Георгиевичу Наконечному. Получилось, что органа у них еще нет, а органист уже есть. И когда дело подошло к решающей стадии, меня вызвали. К тому времени, когда я приехал в Краснодар, я уже был концертирующим органистом, объездил с гастролями все органные залы Украины и Белоруссии.

Меня вызвали, я съездил в Гамбург на прием органа и практически все время был в Краснодаре, когда шла установка инструмента. Александр Георгиевич рекомендовал меня в Сочи. Так что с 6 мая 1994 года я являюсь еще органистом Сочинского зала камерной музыки, сейчас это уже филармония.

Естественно, там немного другая система работы, потому что это курортный город. Если у нас где-то один концерт в месяц, иногда два, то там каждое воскресенье — люди приезжают на короткое время в отпуск и хотят успеть попасть на органный концерт. В Краснодаре другой ритм работы. Один концерт в месяц — оптимально.

Покойный Олег Григорьевич Янченко поддержал меня в том отношении, что органные концерты в городе должны быть роскошью и не надо перекармливать этим жителей. И я, насколько мог, эту позицию держал и до сих пор держу. Это приносит свои результаты. За 24 года у нас интерес к органу не пропал, даже, можно так сказать, возрастает.

Как орган попутно появился и в Анапе

В России сертифицированных фирм, которые строят органы, нет. Так сложилось исторически, что это чуждый нам инструмент, так что все органы привозные. Все, кто этим ремеслом занимаются, — самоучки. В России основная религия — православие, а этот инструмент не используется в служениях, нужды строить органы самостоятельно не было. А в советское время, поскольку орган — церковный инструмент, это не приветствовалось и не поощрялось.

Когда заказывали орган в Германии, деньги, выделенные городом, сразу перевели на счет органостроительной фирмы. А у них так не принято, все оплачивается поэтапно. Немцы изумились и предложили положить деньги в банк, чтобы к окончанию работ накапали проценты. И на эти проценты купили рояль Steinway — эталонный инструмент — и орган в Анапу.

В то время начальник управления культуры сам был музыкантом. Он смотрит, что орган стоит миллион немецких марок, а тут орган стоит 25 тыс. марок. Откуда ему было знать, что он совершенно для других целей. Купили и поставили орган на две клавиатуры и три регистра — тихий и флейта, педаль флейта, первый мануал флейта, второй мануал флейта. То есть три тихих регистра. Да, это орган, его можно ставить в классе консерватории и дома, в конце концов, как пианино. Человек этого не знал и некому было подсказать ему. А когда заказывали инструмент, хоть бы кто-нибудь у меня спросил, что это за орган. Он теперь стоит там мертвым грузом.

Строится орган года два-три, потому что все делается под заказ для конкретного концертного зала. Они приехали, все посмотрели, порекомендовали, какой нужен инструмент. Когда пришли к соглашению и подписали контракт, начали сушить дерево, лить металл. В зале были акустические дефекты, посоветовали обшить деревом. Кресла рекомендовали заменить. Дерево — дуб. Металл — сплав олова, свинца, цинка, ртути, в зависимости от того, какой тембр должна труба давать.

В сентябре нашему инструменту будет 24 года, а он практически как новенький.

Я держу жесткую политику, чтобы случайные люди, случайные гастролеры сюда не попали. Если уж брать гастролеров, то это должны быть профессионалы высокого класса. Правда, не всегда мне это удается. С прежним руководством был очень жесткий конфликт, так что мне даже пришлось писать заявление об увольнении с формулировкой «невозможно дальнейшее сотрудничество с администрацией Муниципального концертного зала», потому что решили устроить проходной двор.

Немецкое барокко

На свои концерты я сам подбираю репертуар. Но бывают и какие-то пожелания со стороны слушателей. По возможности стараюсь удовлетворять их, насколько это позволяет инструмент. Каждый орган — инструмент со своей направленностью. Это не рояль или скрипка, на которых можно играть все что хочешь. У нас немецкий орган. Хоть современный, но все же немецкий, с направленностью на эпоху барокко. Именно немецкое барокко, это важно. На нем прекрасно звучат Бах и добаховский период, романтическая немецкая музыка.

Немецкое барокко предложили те, кто наш орган строил. Для России стараются делать именно такие инструменты. Хоть он адаптирован и для французской музыки, но она звучит немного с акцентом. Да и фирма-строитель немецкая. Если бы французы строили — сделали бы французскую направленность, и немецкую музыку было бы на нем непросто сыграть.

Немного об органах

Универсальным орган быть не может, это живой инструмент. Разве существует универсальный человек? Недаром орган и организм от одного корня. Здесь тоже есть головной мозг, тело, кровеносная система, сердце, которое накачивает воздух, трубы, которые издают звук. Поэтому я говорю, что это нереально. Такого инструмента пока не придумали.

Есть органы романтического типа. Самый яркий пример — орган в Домском соборе Риги. Это эталон немецкого романтического органостроения, на нем прекрасно звучат Регер, Мендельсон и все немецкие романтики. А вот уже Баха там проблематично сыграть, потому что акцент другой.

Есть, допустим, французский романтический орган, который совершенно отличается от немецкого. У нас в России, к сожалению, только один такой — в Большом зале Московской консерватории. На этом органе замечательно звучат французские романтики Франк, Гильман, Сен-Санс, а вот французскую барочную музыку на нем уже сыграть затруднительно.

Просто они все совершенно разные, на одних можно что-то адаптировать, а на других нельзя. Поэтому существуют репертуарные ограничения. Цыганочку на органе тоже можно сыграть, но сами должны понимать, что это будет звучать нелепо.

Хранитель органа

Перед каждым концертом проводится настройка определенных регистров, которые сильно подвержены влиянию температур. Если что-то глобальное случается, тогда мы должны вызывать фирму, потому что кроме ее сотрудников никого к органу допускать нежелательно. Мастера специально оставили здесь ящик с инструментами, чтобы не таскать его через границу. Он опечатанный, я туда доступа не имею. У немцев так положено, что именно они обязаны это делать, это их работа.

В мои обязанности входит смотреть за инструментом, потому что время от времени бывают какие-то неисправности. Если что-то нарушается, ты это регулируешь либо производишь какой-то мелкий ремонт.

Так как я с детства занимался, то знал, как ремонт делать. Когда я попал в Гамбург на фирму «Беккерат», немцы думали, что я приехал из страны медведей и снегов, а я уже прекрасно знал терминологию. Наш орган интонировал Тим Скопп. Гениальный интонировщик, он настолько тонко это все сделал, что я с такой интонировкой органа, пожалуй, и не сталкивался больше. А я их видел уже, наверное, больше 300. Не каждый органист может этим похвастаться.

Орган в концертном зале

У нас инструмент сам по себе шикарный, я такой по звучанию мало где слышал. Но орган в концертном зале — абсурд. В Европе тоже ставят, но не каждый человек пойдет на органный концерт в такой зал. Они пойдут в собор, потому что орган стоит там, где и должен быть. В нашем зале эхо длится полсекунды, а для органа нужно минимум 5 секунд. В Домском соборе в Риге, например, 12 секунд.

К экспериментам я очень настороженно отношусь. Орган — прекрасный сам по себе инструмент и самодостаточный, эксперименты ему не нужны, он не для этого создан. Обычно этим занимаются, кому нечего сказать как музыканту, потому что сыграть того же Баха не получается. Им кажется, что это гениально, а в зале все недоумевают, мягко говоря.

Нужно ли органу сопровождение

Бывают концерты совместно с хором, скрипкой или оркестром. Но это бывает нечасто, потому что орган больше позиционируется как сольный инструмент. Понимаете, в чем дело. Если брать, допустим, органно-вокальные вещи, за всю историю музыки, и в добаховский период, и Бетховен, и Моцарт — ни одного сочинения не написали для сольного голоса и органа. А ведь эти композиторы были гениальны, это основоположники композиторской культуры. Они прекрасно знали, что такое орган и что такое голос, и почему-то никто не написал.

То есть все, что мы слышим для голоса с органом, — это все химия, это переложение, то есть это написано для рояля с голосом либо для оркестра с голосом. Получается, когда мы это играем, органист поучает Баха и того же Бетховена, как надо писать музыку.

Я допускаю, что есть любители голоса с органом, для них можно сделать специальный концерт, один-два в сезон. Я достаточно часто бывал на концертах в Домском соборе в Риге. Билеты на концерты туда покупаются за несколько месяцев, иначе их не достать. И люди шли слушать орган, а им давали дудочку под орган, пение под орган, скрипку под орган. Даже был концерт с латышским хором, во время которого люди вставали и демонстративно уходили.

Органная музыка и современность

Сейчас для органа тоже пишут, но большей частью успешно это делают западные композиторы, это традиционный для них инструмент. У нас пытаются, но не всегда получается как надо. Но тут все зависит от таланта композитора, от знаний инструмента, потому что он очень специфический.

Во-первых, диапазон. Это не рояль, у которого клавишный диапазон больше. У органа звуковой диапазон большой, а клавиш меньше. То есть тут нужно знать, в каких пределах ноты можно использовать, потому что могут написать, а таких клавиш в органе нет.

Надо сказать, что за всю историю русской музыки, к сожалению, ни один композитор — ни Чайковский, ни Глинка, ни Шостакович, ни Прокофьев — не написали шедевр для органа. Произведений, которые знал бы весь мир, никто не написал.

Насчет современных композиторов точно не скажу. Есть в Краснодаре Вадим Малюченко, закончил Петербургскую консерваторию. Когда он захотел написать для органа, пришел ко мне на консультацию. Потом принес произведения — гениальная музыка совершенно, наверное, через какое-то время это будет шедевр. Я когда езжу на гастроли, те же немцы и финны ахают, говорят: «Что это за музыка? Дайте нам ноты». То есть произведения нашего краснодарского композитора, нашего современника, уже играют.

Я еще помню, как немецкий органист, который первым эти ноты попросил, предложил сделать один хитрый ход. Мы с ним в Гамбурге пошли в нотный магазин и спросили произведение Вадима Малюченко. Конечно, продавец не нашел, но обещал сделать запросы и найти обязательно. Я спросил у коллеги, для чего это нужно. Он ответил, что они почувствуют спрос, действительно будут искать, и композитор уже не останется неизвестным. Там очень четкая система конкуренции, не как у нас, когда нужно ждать годами.

Покойный Олег Янченко в интервью центральному телевидению сказал: «Человека, который воспринимает органную музыку как модную, я считаю очень ограниченным». Это вообще абсурд. Что значит модный симфонический оркестр? А если не модно, тогда что? Все ликвидировать или как? Вот модно орган, а если не модно? Он уже больше 2 тыс. лет стоит и будет стоять вечно. Он вне моды.

О слушателях и последователях

Я предполагаю, что наши слушатели — это, скорее всего, врачи, инженеры, художники, артисты. В общем, любители музыки.

Полные залы собираются не всегда. Конечно, приятно, когда много слушателей. Я уже 24 года играю здесь каждый месяц, меня уже хорошо знают, и люди все равно ходят. Это, конечно, приятно. Хочется, чтобы было больше ценителей. Я стараюсь каждый концерт готовить максимально профессионально. Сказать, что я в Краснодаре играю как-то по-другому, нежели в Москве, Петербурге, Гамбурге или любом другом городе, нельзя. К каждому концерту я ответственно отношусь. Может быть, поэтому люди ходят. Стараюсь, чтобы это было и доступно, и интересно. Это кажется легко — вышел и сыграл. Нет, тяжело эмоционально и психологически. Ушами все это вытягиваешь. Я же не под фонограмму выступаю, как так называемые звезды нашей эстрады.

Где учат органистов

В свое время органист был штучным товаром. Сейчас появились кафедры органа в Санкт-Петербургской и Московской консерваториях. Скорее всего, сейчас выпускают больше органистов, чем в советское время. Раньше, чтобы попасть в класс органа, нужно было направление, что после окончания обучения тебя куда-то возьмут работать.

Я преподавал с 1994 или 95 по 2000 год в колледже им. Римского-Корсакова. Тогда он назывался Высший музыкальный колледж имени Римского-Корсакова. Несколько выпусков у меня было. Потом, к сожалению, пришлось это свернуть, не хватало времени на все. Трудно было совместить работу в концертном зале, гастрольный график и учебный процесс.