Они врут, как все очевидцы, или Тихие проводы. Непрочитанная лекция на факультете телерадиовещания

От редакции: Владимир Рунов — известный краснодарский писатель, воспитавший не одно поколение журналистов, автор ряда исторических книг, человек, стоящий за созданием сразу двух факультетов: журналистики в КубГУ и телерадиовещания в КГУКИ.

Его заслуги были неоднократно признаны властью, а воспитанники занимают руководящие посты во многих нынешних медиаинституциях — например, главный редактор телеканала Russia Today и МИА «Россия сегодня» Маргарита Симоньян.

Владимир Рунов предложил этот текст к публикации на портале Юга.ру, и мы даем его без купюр и правок. Позиция автора может не совпадать (и во многом не совпадает) с редакционной, но его жизненный и профессиональный опыт дают ему право на любую точку зрения.

— К 30-му году XX века Сталин преодолел полувековой возрастной рубеж, и треть его жизни пришлась уже на эпоху советской власти. К этому времени он практически сформировался как вождь, с четкой ориентацией, чего он хочет, а главное, как достичь намеченной цели.

Массовые репрессии как один из методов управления государством были еще впереди, но в голове Иосифа Виссарионовича уже зрел план, что и как надо делать, рассчитывая на всенародную поддержку, к тому же чтобы большинство поверило, что они действительно живут в стране, где «так вольно дышит человек».

Что сделать? На кого опереться? Мы до сих пор задаемся вопросом, как Сталину удалось к грозному лету 1941 года, при всех предшествующих репрессивных эпидемиях, получить взлет массовых патриотических настроений и почему лозунг «Вставай, страна огромная!» не остался призывом, а оказался наполнен глубоким, а главное, решающим смыслом.

Причем настолько действенным, что даже через много лет Владимир Высоцкий, отличавшийся неким социальным нигилизмом, на вопрос анкеты, придуманной одним из его друзей по «Таганке», «Какая ваша любимая песня?» твердо ответил: «Вставай, страна огромная».

Это произведение на одном дыхании было написано поэтом Василием Лебедевым-Кумачом и композитором Александром Александровым через два дня после объявления войны. Еще через пару суток песня исполнялась Краснознаменным ансамблем на площади Белорусского вокзала перед отправкой на фронт первых воинских эшелонов. По сути, с той минуты она и стала гимном борьбы советского народа против ненавистного врага, где слова …Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, Идет война народная Священная война... падали в сердца, души и сознание новыми веяниями в массовом искусстве (литературе, театре, кино, музыке), созданном практически на ровном месте и, безусловно, при прямом участии Сталина.

Вождь хорошо понимал, что социалистические иллюзии и обещания счастливой жизни могут быть реализованы только с участием творцов самой высокой пробы. Надо признать, что в том деле равных ему не было ни до ни после. Новое советское искусство стало важнейшим инструментом в овладении массовым сознанием народа, особенно новых поколений.

Перед вождем никогда не стоял вопрос правды, тем более исторической. Он решал эти проблемы просто, без колебаний и угрызений. Его совсем не коробило, например, что кинорежиссер Сергей Эйзенштейн придумал свою версию октябрьского штурма Зимнего дворца, ничего общего не имевшую с действительностью. По Эйзенштейну, восставшие матросы лезут на решетки дворцовых ворот, которых в природе не было и нет.

Когда великий и неповторимый Михаил Ромм к двадцатилетию революции снял два фильма о Ленине («Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году»), там тоже ни слова правды. Сталин, прежде чем фильмы вышли на широкий экран, поручил председателю Всесоюзного кинокомитета Шумяцкому показать их старым большевикам. Через несколько дней бледный и трясущийся Шумяцкий (потом его расстреляют) доложил, что ветераны революции не оставили камня на камне от роммовского творения, посчитав его абсолютным враньем.

Сталин равнодушно пахнул дымком знаменитой трубки и сказал вещую фразу, определившую навсегда все остальное: «Они врут, как все очевидцы!»

Мы сегодня можем только удивляться или даже поражаться, где он находил время, чтобы читать, смотреть, слушать, делая далеко идущие выводы и обобщения для создания мощного интеллектуально-творческого искусства социалистического реализма, что и формировало массовое сознание новых поколений, без всяких вопросов и сомнений в июне 1941 года вставших на защиту социалистической Родины.

Нынче, в поисках национальной идеи, похерив все сталинское, мы с водой выплеснули и ребенка. Ничего не читаем, в том числе и персоны из властных структур, хотя этому делу Сталин уделял самое большое внимание, понимая, что именно литература является локомотивом всех видов искусства. И это верно! Тот, кто проникает в суть, тот и достигает самых больших успехов. Например, Виктор Захарченко даже в наше непростое время всякое движение в сторону новой песни начинает со стихов, точнее, с оценки их качества и смысла.

Александра Пахмутова, произведения которой, как известно, делают честь любому исполнителю, как-то предложила Захарченко новую песню. Но он вначале попросил стихи, считая, что поэтическая составляющая песенного произведения не менее важна, чем мелодия. Так же, кстати, поступал и Григорий Пономаренко, мелодией своих песен поднявший еще выше (казалось, куда бы!) поэзию Есенина.

Люди, так и не простившие Сталину (хотя именно он, а не кто-то другой, создал могучее государство, не позволившее никакому врагу поработить, а уж тем более разрушить его), обычно аргументируют позицию тем, что, сочетая политику кнута и пряника, предпочтение он отдавал кнуту.

Мне кажется, что в оценке этого мнения есть некая несправедливость. Вернув Санкт-Петербургу историческое имя, мы чтим и неустанно восхваляем царя Петра I, однако напрочь забыли, что при нем население Российской империи уменьшилось почти на треть. Вот у него кнут по спинам подданных как раз ходил без всяких пряников.Такова была цена «петровских реформ» и возведения среди комариных болот новой и роскошной российской столицы. И ничего — стерпели!

На «Медного всадника», творение великого Фальконе, никто с кувалдой не кидается, а вот памятник Сталину, реализовавшему мечту Петра о соединении судоходным каналом Волги и Дона и тем самым открывшему водный путь между тремя морями: Балтийским, Черным и Каспийским, разбили в мелкий щебень — и тоже ничего, спокойны как полярные совы. А Красноярская ГЭС, решившая большинство задач промышленного освоения Центральной Сибири и задуманная Сталиным как одно из крупнейших в мире гидросооружений? Там монумент «ненавистному тирану» сбросили прямо в реку, где он по сию пору лежит на енисейском дне, а в хорошую погоду, говорят, даже виден.

Особо чувствительных людей типа Николая Сванидзе прошу успокоиться — я не сталинист, но иногда задумываюсь, что бы делали нынешние олигархи, за три копейки овладевшие «белым солнцем Сибири» — то есть цветной металлургией, созданной как раз по планам сталинских пятилеток. Но это так, к сведению, кстати, того же довольно дряхлого Сванидзе, дожившего до вульгарных, но вполне заслуженных оплеух по поводу исторической необъективности. Ему тоже надобно на будущее учесть, что «за битого двух небитых дают», это уж точно не про него.

Наверное, по отношению к нам, россиянам, генетически предрасположенным к разболтанности и чувственной лени, воспринимающим любую демократию как возможность болтать, воровать и рукосуйствовать, подобные оплеухи иногда отрезвляют, особенно нашу ни за что не отвечающую интеллигенцию. Но и в той сфере Сталин, хорошо понимавший особенности творческих процессов, лично возглавил ту энергию, направив ее в нужное для дела русло.

Конечно, немало было такого, что нуждается в осуждении, хотя, между нами говоря, фамилия Сванидзе широко фигурирует в процессах, установивших сталинский режим. К несчастью, это были люди, которые во все времена хотели усидеть на двух стульях или поймать сразу двух зайцев, причем противоположной окраски. Как говорят, рыбку съесть и… прочее святотатство не совершить. Помните, как говорил в таких случаях в фильме «Свой среди чужих и чужой среди своих» герой Никиты Михалкова? «Делом надо заниматься. Делом!»

А вот с этим у нас всегда было туговато, слишком далеко уходим в откровенную демагогию типа «нынешнее поколение будет жить при коммунизме». Я ничего не утверждаю, тем более категорически, но с высоты прожитого своего, к тому же не раз обманутого, поколения (Хрущев — обещание коммунизма, Брежнев — «Миру быть всегда», но легко и просто ввязался в Афган, Горбачев — каждой семье по квартире, Ельцин — на ваучер по автомобилю «Волга») приобрел право сказать, что призывы жить дружно, при этом «еще теснее сплотиться» сами понимаете вокруг чего или кого, часто заканчиваются неукротимым разгулом преступности — от уличного хулиганства до системных групповых убийств.

Если еще при этом вспомнить уютную Кущевскую, ранней весной погруженную в воспетую кипень яблочного цвета, то сразу поймешь, как и за счет чего нынче «цветет калина в поле у ручья»… В этих случаях самое опасное — сращивание бандитов с чиновниками. Не случайно еще с древних времен на Руси последних величали «крапивным семенем».

Кстати, при Петре I, а уж тем более Сталине эти проблемы решались много радикальнее и по этой причине успешнее, поскольку «первый кнут» всегда перепадал рукосуям, то есть мошенникам и казнокрадам. При Их Императорском Величестве последних нещадно били батогами, рвали ноздри калеными щипцами и даже принародно колесовали. Говорят, очень впечатляло, особенно родовитых бояр.

При попирающем все демократические уклады Сталине гоп-компанию, что при строительстве космодрома «Восточный» украла большущие миллиарды, прежде всего обвинили бы во вредительстве. Ну скажем, в пользу японского микадо, и под всеобщее народное «одобрямс» расстреляли или отправили в такие арктические «пампасы», что у других даже мысли подобной в голову прийти не могло на ближайшие десятилетия.

Кстати, при строительстве Волго-Донского судоходного канала не было ни единого уголовного дела о финансовых махинациях, хотя там вращались огромные средства. Все как у Салтыкова-Щедрина: «Не урядник ездил по уезду, а фуражку урядника на телеге возили, и все тряслись от страха». А сейчас не боятся! Поэтому и ездят на показ «Мерседесами», украшенными алмазными стразами, а «марух» купают на Гоа, выкладывая фото в глянцевых журналах рядом с рассуждениями о полноценном и впечатляющем сексе…Словом, учись страна, как правильно и весело жить!

Помните пресловутого бизнесмена, обокравшего подмосковных дольщиков, — наглого, откормленного хищника, не боящегося никого и ничего, взращенного, кстати, при участии и попустительстве местных чиновников? Это как раз и есть продукт нынешней вседозволенности. А вот вздернули бы его на суку, как когда-то это делали в той же Камбодже, где прятался сей ворюга несколько лет, — глядишь и остальные бы животы подтянули…

Скажем откровенно, о сталинском «кнуте» мы знаем все, а вот о «прянике», к сожалению, очень мало. Хотя именно тут кроется многое из того, что и по сию пору вызывает удивление, как в стране с жестким тоталитарным режимом стремительно развивалась не только экономика и обороноспособность, но и культура, кино, высокое искусство, вовлекая в тот круг творцов уникальных, воистину штучные таланты.

В поощрительную политику Сталина закладывалось много такого, что прежде всего было нацелено на успешную результативность воспитания общества (скажем правду), верившего в идеалы социализма и в массе своей (не будем кривить душой) преданного партии большевиков.

Я, как и миллионы моих сверстников, осознанно начинал жить в первые послевоенные годы и в полной мере ощутил систему, что продуктивно действовала по обучению и воспитанию, как тогда говорили, «подрастающего поколения».

Мы во многом отличались от предшественников, на которых обрушилась вся жестокость «многообразия» классовой борьбы. По младости не воевали, но о нас неустанно заботились, не без оснований утверждая, что в СССР есть единственный привилегированный класс — это дети.

Нас учили, ибо, как я сегодня понимаю, по массовой результативности ничего лучше не было, чем советская средняя школа. Нас терпеливо и многообразно воспитывали, опираясь на лучшие достижения мировой литературы и искусства. Для примера скажу, что во всех школах непременно работали хоровые коллективы, во многих — драмкружки, где ставили спектакли даже по пьесам классиков. В нашей железнодорожной, например, осуществили гоголевского «Ревизора» без всяких купюр, где я играл Бобчинского.

Мы становились настоящими патриотами, и историческая героика была совсем не пустым звуком. Многие наши учителя с гордостью и постоянно носили фронтовые награды. Значительную часть воспитания и знаний мы получали из программ радио, замечательного Всесоюзного радио, всякое утро встречавшее «Пионерской зорькой», проникавшей в самые дальние уголки страны. Наконец, кино, великое советское кино, не замутненное никакой агрессией, где на высоком творческом уровне утверждалось осознание основополагающих принципов преданности многонациональной Родине, победно вышедшей из всех войн, потрясений и противоречий.

Понимание этого достигалось за счет огромного государственного внимания, в том числе и материального, к проблемам развития литературы и искусства. Сталин умело манипулировал творческими возможностями художников, всемерно поощряя тех, кто, с его точки зрения, «лил воду на мельницу социализма», и вовлекал в эту сферу самых одаренных и продуктивных, которых нередко определял лично сам, хорошо владея положением во всех сферах искусства — от литературы до балета.

Лучшее системно и щедро поощрялось, в том числе ежегодными Сталинскими премиями, что являлось высшим государственным признанием заслуг лауреата, практически во всех номинациях культуры и искусства. Я позволю себе их перечислить на примере итогов 1949 года, одного из самых трудных в нашей послевоенной истории, когда только-только отменили карточную систему распределения продовольствия. Следите за мной:

Художественная проза (16 лауреатов), поэзия (9 лауреатов), драматургия (9), художественное кино (64 лауреата), хроникально-документальные фильмы (15 лауреатов), опера, балет, оратория, кантата (8 лауреатов), крупные музыкальные произведения (6), произведение малых музыкальных форм (5), концертно-исполнительская деятельность (16), живопись (24), скульптура (21), архитектура (8), театрально-драматическое искусство (63), оперное искусство (34), балетное искусство (22).

Так были подведены итоги конкретных достижений деятелей искусства за 1949 год (Сталину 21 декабря исполнилось 70 лет), а указ о награждении был опубликован 9 декабря, то есть за 12 дней до торжеств. Можете себе представить степень ликования по поводу юбилея вождя в самой чувствительной (да и капризной тоже) части советской интеллигенции. 320 человек были удостоены не только высочайшего признания своих заслуг, но и очень весомой премии.

Первая степень — это 100 тыс. рублей, вторая — 50 тыс, а третья — 25 тыс., и это при стоимости автомобиля «Победа» в 9 тыс. рублей. Но если вам вдруг покажется, что сии премии раздавались кому попало, то я могу назвать некоторых тогдашних лауреатов. В литературе это Федор Гладков за «Повесть о детстве», Константин Седых за «Даурию» и Эммануил Казакевич за «Весну на Одере». В поэзии — Агния Барто, Александр Яшин и Евгений Долматовский; в драматургии — Всеволод Вишневский, Сергей Михалков и Константин Симонов; в критике — Владимир Ермилов за книги о Чехове; в художественном кино — Григорий Александров за «Встречу на Эльбе», Григорий Рошаль за «Академика Ивана Павлова», Юлий Райзман за «Райниса»; в документальном кино — Лев Ошанин и Александр Згуриди; в музыке — Глиэр и Шостакович, эстонец Капп, грузин Цинцадзе и татарин Назиб Жиганов, в малых музыкальных формах — русский Николай Мясковский и украинец Платон Майборода, в концертно-исполнительской деятельности — Борис Александров и Святослав Рихтер, в живописи —Татьяна Яблонская и Кукрыниксы, в скульптуре — Вучетич, Кербель и Томский, в архитектуре — Захаров и Поляков за оформление станций Московского метро (чем мы по сию пору восхищаемся), в театральном искусстве — народные артисты СССР Кедров, Ливанов, Прудкин, Рубен Симонов, Анна Орочко, Ольга Пыжова, опера — Николай Голованов, Вера Давыдова, Наталья Шпиллер, балет — Уланова, Лепешинская, Чулаки, Файер. Все имена по сегодняшний день входят в список выдающихся деятелей отечественного искусства.

И так много лет подряд, до самой смерти Сталина. На поддержание высокого тонуса советской литературы и искусства тратились миллионы рублей, а главное, уделялось подчеркнутое внимание на самом высоком уровне проблемам влияния этой сферы человеческой деятельности на формирование мировоззрения, морали, нравственности и основы национальной идеи — единства и сплоченности советских народов.

Сегодня, увы, об этом можно мечтать как о чем-то фантастическом и недостижимом. Премии на уровне государственных в области литературы и искусства присуждаются тоже ежегодно, но лишь три, да и как-то всуе, почти незаметно.

Лауреатов никто не помнит, поскольку литературы, тем более великой, давно нет, а искусство (если его так можно назвать), все на потребу. Мы сегодня пытаемся нащупывать национальную идею где угодно, чаще в спорте, который недруги России тут же превратили в систему политического шантажа, пытаясь блокировать нас, как говорят, по всему полю.

Олимпиада в Южной Корее тому подтверждение, где нас унизили до лишения национальных символов: флага и гимна. И ничего — утерлись, хотя поехали (те, кого пустили), изобразив хорошую мину при плохой игре…

Надо сказать, что Сталин во всех контактах с иностранцами старался понять, в чем состоит подвох. Он, например, решительно отказался от участия в первых послевоенных Олимпийских играх, которые проходили в Лондоне в 1948 году. Оказывается, хорошо запомнил устрашающее торжество фашизма на последней, предвоенной летней Олимпиаде, состоявшейся в Берлине в 1936 году под гром угрожающих барабанов и зловещие отблески факелов. Так Гитлер выразил агрессивное настроение в отношении всего мира.

Зато в 1952 году советские спортсмены с блеском выступили в Хельсинки, на долгие годы закрепив за собой репутацию сильнейших в мире без всяких допингов и мельдониев, отбив всякую охоту покушаться на репутацию советского спорта, а через него и на СССР.

Но давайте вернемся к сталинским лауреатам. Хитрый вождь, постоянно игравший в объективность, а уж в строгость тем более, всегда к вашей бочке меда имел свою ложу дегтя, которую в случае чего мог и использовать со всей «большевистской» принципиальностью.

Дав отгреметь народному ликованию по случаю своего 70-летия, где-то через полгода он вернулся к лауреатскому списку, и вот с какой взыскательностью. Выписка из Постановления ЦК КПСС гласит:

«В связи с предложением общественных организаций Азербайджана Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства обсудил вопрос о книге Гейдара Гусейнова «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века» и признал ошибочным свое прежнее решение о выдвижении книги на Сталинскую премию третьей степени за 1949 год. Комитет отметил, что книга Г. Гусейнова написана с неправильных теоретических и политических позиций, особенно извращает характер мюридизма и Шамиля, представляя их как якобы прогрессивные национально-освободительные и демократические явления…»

Словом, ошиблись. Хотя и с опозданием, но проявили «большевистскую» взыскательность. Понятно, что Гусейнова лауреатства лишили, к тому же максимально публично, в назидание остальным. Сталин прекрасно владел приемами «гладить против шерсти»: одно дело дать, но совсем другое — дать, а потом принародно отобрать.

В этом смысле лучшим наследником сталинских методов, как ни странно, оказался некий господин Бах, гражданин Германии, родившийся аккурат в год смерти Сталина — 1953. Будучи нынешним президентом Международного олимпийского комитета, он так освоил практику «дать–отобрать», (правда, пока распространив ее только на олимпийцев России), что, попирая все заветы основателя современного олимпизма Кубертена, медленно, но верно загоняет все олимпийское движение в глухой политический тупик.

Фехтовальщик средней руки (олимпийский чемпион в командном зачете по рапире), с обманчивой улыбкой этакого добряка он наносит свои уколы исключительно избирательно, только россиянам, не трогая других, а уж тем более американцев. Хотя достаточно взглянуть на женскую сборную США по спортивной гимнастике, чтобы понять, на каких «кормах» взрастают гуттаперчевые куклы, больше похожие на молотобойцев, чем на женщин. А лыжники из Норвегии? Бедняги все как один астматики, а по трассе мчатся, ни разу не чихнув. Дело в том, что «добрый» Бах лично позволил им привезти на южно-корейскую Олимпиаду чемодан таинственных таблеток, после которых прерывистое удушье, привычное для всех астматиков, преобразовалось в некую реактивную струю, что несла «бедных и больных» норвежцев прямо к золотым медалям.

Что, кстати, не помешало «великодушному» Баху отобрать бронзовую медаль у очаровательной супружеской пары из России, опередившей тех же норвежцев в кёрлинге. Отобрать у обоих награду только за то, что у партнера якобы обнаружен след (заметьте, лишь след) однократного употребления все того же мельдония, который ему, скорее всего, подбросили, ибо последняя Олимпиада — это парад зависти, подлости и системного подсиживания, прежде всего наших спортсменов.

Томас Бах если чем-то и войдет в историю мирового олимпийского движения, то, пожалуй, только одним — редким лицемерием. Я вспоминаю Олимпиаду в Сочи, где он, радостно обнимая наших руководителей, выражал всяческие признания за блистательно подготовленную и проведенную зимнюю Олимпиаду. Более того, впервые в условиях субтропиков. Это вам не лютый мороз и пронизывающий ветер лесогорной Кореи, где соревнования приходилось останавливать, и не раз, а редчайший природный комфорт, сопряженный с искренней сердечностью к каждому человеку, приехавшему на сочинскую Олимпиаду, а к самому Баху так тем более. Мы его даже наградили одним из самых высоких орденов — орденом Почета. Может, поступим как Сталин и потребуем, чтобы награду вернул? К тому же и мотивации почти готовы. Помните бедного Гусейнова?

«…Он обошел прямые высказывания Маркса и Энгельса о том, что горцы, руководимые Шамилём, были союзниками турок и англичан в борьбе против России и что Шамиль стремился согласовать свои действия с действиями турок и англичан» (Маркс-Энгельс. Соч. Т.Х. С.410-556).

А уж как Бах «бабахнул» по главным принципам Олимпийской хартии, подготовленной еще в 1894 году великим Пьером де Кубертеном, вдохновителем и организатором современного олимпийского движения. Вот почитайте положение той самой хартии:

«Олимпизм представляет собой философию жизни, возвышающую и объединяющую в сбалансированное целое достоинство тела, воли и разума. Олимпизм, соединяющий спорт с культурой и образованием, стремится к созданию образа жизни, основывающегося на радости от усилий, воспитательной ценности хорошего примера, социальной ответственности и на уважении к всеобщим основным этическим принципам. Цель Олимпиады заключается в том, чтобы поставить спорт на службу гармоничного развития человечества, способствуя созданию мирного общества, заботящегося о сохранении человеческого достоинства…»

Где вы видите у Баха стремление сохранить чье-то достоинство, если у молодой спортсменки, только-только пережившей радость получения олимпийской награды, тут же ее отбирают по причине того, что у ее партнера обнаружен «след мельдония», что, безусловно, является результатом чьей-то провокации. Бах ведь ни разу не упомянул Кубертена. И посмотрите, сколько возле себя пригрел отъявленных негодяев, лицемеров и откровенных предателей, источающих русофобию, достойную высшей ступени своего собственного, баховского олимпийского пьедестала.

Достаточно назвать одного — профессионального провокатора и наркоторговца Родченкова, на доносах и выдумках которого многое и выстроено. Говорят, что за счет МОК ему даже «перешили фейс», чтобы никто не догадался, а уж тем более не попытался, как сейчас говорят, «решить вопрос».

Слава Богу, мы уже давно забыли, как Сталин в подобных ситуациях «решал» подобные «вопросы», но плохо, что подзабыли и другое — как вождь народов заботился о вопросах развития отечественной литературы и искусства, без всякого лукавства достигших мирового уровня и продуктивного влияния на умонастроения советского народа. Самое главное, эти проблемы Сталин считал для страны наиважнейшими, занимался и контролировал их лично.

Сегодня, к сожалению, ни искусство, ни тем более литература не входят в систему внимания правительства. Культура финансируется по остаточному принципу, на уровне крошек, что сметают со стола в ладонь. Я не беру во внимание концертную деятельность по случаю тех или иных знаковых событий, особенно когда надо что-то подчеркнуть или возвеличить. Тут мы по-прежнему большие мастера.

Я говорю о системном и принципиально важном для любого социального строя отношении государства к масштабному и всепроникающему интересу ко всем участникам творческого процесса, а главное, к его результативности.

Ведь не случайно по сию пору в праздничные дни мы заполняем телеэкраны произведениями мастеров советского прошлого. Как, например, обойтись в новогоднюю ночь без рязановских «Карнавальной ночи» или «Иронии судьбы»? А трижды проклятые, особенно современными кинокритиками «Кубанские казаки»? А герасимовский «Тихий Дон»? А творчество незабвенного Гайдая со своим Шуриком и тройкой великих комиков? И прочее, прочее, прочее.

Да, те кинематографисты часто жаловались на диктат чиновников от искусства, вмешательство разного рода худсоветов, поступки тогдашних идеологов. Особенно обижался Эльдар Рязанов, как раз в те времена снявший большинство своих шедевров: «Зигзаг удачи», «Гусарскую балладу», «Иронию судьбы», «О бедном гусаре замолвите слово». Я хорошо помню, как все телевизионщики брежневских времен дружно жаловались на самодурство личного друга Леонида Ильича, руководителя советского радио и телевидения Сергея Георгиевича Лапина. Но как раз при редком «самодуре» Лапине, почему-то не пускавшем на экран бородатых и даже усатых, родились неповторимые советские телесериалы: «Вызываем огонь на себя», «День за днем», «Адъютант его превосходительства», «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя», «Покровские ворота». Могу и дальше продолжить…

Нынешние телеканалы производят видеопродукт такого содержательного качества, которое мой старый приятель по дебютным репортерским метаниям в интересах Краснодарского края пригвоздил не совсем прилично, но довольно точно: «Мне сегодня легче заглянуть в очко привокзального сортира, чем в экран современного телевизора».

Он, к сожалению, прав. Это ведь общероссийские телеканалы возвеличили панельных проституток из группы «Пусси райт» до приема их как жертв политических репрессий в Организации Объединенных Наций. А профессиональную мошенницу из домработницы возвеличили до всероссийской известности за счет унижения одного из самых значимых актеров в российском театральном и киноискусстве. Причем маячит она на экранах не просто за деньги, а за очень большие деньги. Мы сегодня не можем наскрести средства для поднятия из руин провинциальных театров, зато съемочные группы, особенно НТВ, разжигают обывательский интерес к делу Джигарханяна и Романовской, рыщут по дальнему зарубежью (Панама, Канада, США), чтобы разыскать свидетелей и участников этой неприглядной истории. Все сводится к одному — больше обывательского интереса, больше рекламы, а значит, больше «бабла»! Никого не заботит, что при этом стремительно и эффективно уничтожается институт семьи, на котором во многом держится вся государственная конструкция.

Совсем не случайно проницательный Сталин был озабочен именно этим обстоятельством, рассматривая кинематограф как важный инструмент, проповедующий чистоту и стабильность семейных отношений, одного из основных скрепов той самой идеологической конструкции, которую терпеливо и довольно успешно выстраивал. Делал это последовательно, умно, тонко и изобретательно. Размах отечественного кино пришелся как раз на самые репрессивные годы выходом замечательных советских кинокомедий: «Трактористы», «Свинарка и пастух», «Богатая невеста», «Вратарь», «Волга-Волга», «Сердца четырех», где герои поют, танцуют, радуются новой счастливой жизни.

Немногие, особенно сейчас, знают, что в Европе и США уже полным ходом шагало телевидение. Так, летние Олимпийские игры 1936 года, с огромным пропагандистским шумом проходившие в гитлеровском Берлине, уже транслировали по многим странам Европы. Более того, в Америке уже делались попытки вывода ТВ на уровень цвета. Сталину разъяснили достоинства нарождающего «чуда», подчеркнув, что кино можно будет смотреть не выходя из дома. Сидишь в кресле, опустив ножки в тазик с теплой водой, и наслаждаешься перипетиями, которые происходят, скажем, в лирической кинокомедии «Антон Иванович сердится».

Вот это Сталина совсем не устраивало, он не любил, когда люди уединяются, интимно погружаясь в какие-то личные размышления. То ли зрительный зал кинотеатра, где все под приглядом, радуются или гневаются вместе и дружно, а выходя из него, уже напевают что-нибудь приятное, почерпнутое из просмотренного, типа:

…Все стало вокруг голубым и зеленым,

В ручьях забурлила, запела вода.

Вся жизнь потекла по весенним законам.

Теперь от любви не уйти никуда.

Не уйти никуда…

И это, когда сотни тысяч людей томились в лагерях и тюрьмах. Но всей силой вновь формируемого искусства население страны уводилось в мир грез, иллюзий, обещания равноправия и счастья, которое может дать народу только власть большевиков. А пели-то с каким убеждением:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, морей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек…

Без всякого лукавства можно утверждать, что Сталин прекрасно владел ситуацией и с помощью подконтрольной ему литературы и кинематографа, чему оказывал всяческое содействие, прежде всего материальное, показательно проявлял «отеческую» заботу, особенно о тех, кто создавал образ единственного в мире государства, «где так вольно дышит человек».

В этом смысле любопытно постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 марта 1939 года «О материальном поощрении работников кинематографии»: «Разрешить председателю Комитета по делам кинематографии произвести выплату за постановку кинокартин:

1) "Ленин в 1918 году" — режиссеру Ромм М.И. — 100 тысяч рублей, оператору Волчек Г.И. — 30 тысяч рублей;
2) "Щорс" — режиссеру Довженко А.П. — 100 тысяч рублей, оператору Екельчик Ю.И. — 30 тысяч рублей;
3) "Человек с ружьем" — режиссеру Юткевичу С.И. — 75 тысяч рублей, оператору Мартову Ж.К. — 25 тысяч рублей;
4) Выдать премию тов. Щукину в сумме 20 тысяч рублей за счет экономии средств Комитета».

Надо пояснить, что актер вахтанговского театра Борис Васильевич Щукин, великий русский актер, прославился тогда исполнением роли Ленина. Посмотрите перечисленные фильмы, особенно «Человек с ружьем», и вы убедитесь, что делал он это блистательно. По словам людей, близко знавших Ленина, с абсолютной степенью похожести, заставляя кинозалы вставать в восторженных аплодисментах. Щукин стал одним из первых народных артистов СССР, но Сталинской премии первой степени был удостоен в 1941 году уже посмертно. Он скончался рано, прожив 45 лет, поэтому похороны в октябре 1939 года постановлением Политбюро были превращены в общегосударственное торжество. Гроб был установлен на сцене вахтанговского театра. На панихиде от правительства выступал Андрей Януарьевич Вышинский, в то время заместитель председателя правительства СССР, до этого — самый свирепый судья страны, отправивший на тот свет сотни «сталинских недругов», в том числе почти всех «красных маршалов».

Подобные гримасы были очевидны до такой степени, что выступивший в заключении погребальных процедур по поводу похорон Щукина другой, не менее значимый народный артист СССР Соломон Михоэлс через десять лет был убит в Минске в инициированном автопроисшествии.

Увы, таковы были реалии, хотя вождь по отношению ко многим деятелям искусства часто демонстрировал доступность и даже дружелюбие. Он не чурался личного общения с наиболее яркими и продуктивными творцами. Да и, как видите, денег не жалел на поощрение лучших (с его точки зрения, конечно). Да и многое делал для утверждения соцреализма и партии, которую возглавляет.

Творцы вскоре это хорошо усвоили и стремились к вождю по любому поводу. И, как повелось на «Руси великой», стучали друг на друга, то есть занимались доносительством, главным образом в своекорыстных интересах.

Было множество подобных фактов, в том числе и на уровне даже талантливых. Иосиф Виссарионович (чего скрывать!) особо ценил этот информационный канал, который давал ему весьма важное понимание, с кем имеет дело. Охотно читал их письма, часто отвечал лично.

В феврале 1936 года молодой (31 год) Михаил Шолохов написал Сталину послание аж в 30 страниц убористого текста в защиту руководителей Вешенской парторганизации. Вождь прочел и написал резолюцию, правда, нейтральную: «Т. Ежову». Но на полях и по тексту сделал многочисленные пометки цветным карандашом.

Кто только Сталину не пишет: Михаил Булгаков, Лиля Брик, Борис Пастернак, больше всех, конечно, Максим Горький, Константин Станиславский, Михаил Пришвин, Александр Довженко, Ромен Роллан, Бруно Ясенский, Зинаида Райх, Владимир Ставский, Александр Фадеев.

О чем пишут? Советуются, докладывают об успехах и планах, жалуются, просят, обещают, выражают преданность, иногда защищают кого-то, чаще хвалят, не забывая, впрочем, попутно кого-то хулить. Просто так, для сравнения, я — хороший, он — плохой.

Например, директор МХАТа М. Аркадьев докладывает Сталину 26 апреля 1937 года, что возглавляемый им театр «…всем доказал, что является ведущим театром Союза…». Но тем не менее, продолжая излагать, Аркадьев пишет: «… несмотря на все [имеет ввиду успехи — В.Р.], не могу скрыть от Вас настроение некоторой обиды, которой живут актеры, и тех ненормальностей, которые, с моей точки зрения, мешают работе театра.

Основное, о чем говорят, ждут и что мучает коллектив театра — это вопрос об ордене для театра. Как известно, 4 театра (из республик) имеют уже ордена Ленина. Из русских театров ни один театр не получил ордена. Театр мечтает поехать на Парижскую выставку под титулом — ордена Ленина театр. Мне кажется, что это хорошие чувства и хорошие мечты и я покажусь слишком субъективным, что театр орден этот заслужил…»

Что вы думаете? Выпросил! В Париж МХАТ уже ехал орденоносным. Более того, Указ о награждении МХАТа орденом Ленина появился на следующий день — 27 апреля, а еще через неделю этим же орденом награждены режиссеры К.С. Станиславский, В.И. Немирович-Данченко, актеры В.И. Качалов, И.М. Москвин и Л.М. Леонидов. А через год, когда МХАТ им. Горького отмечал 40-летие, в торжествах принимали участие многие члены Политбюро (Молотов, Каганович, Ворошилов, Андреев, Микоян, Хрущев и Жданов) во главе со Сталиным. Коллективное фото гостей и артистов на следующий день украсило первую страницу «Правды».

Безусловно, это был популистский факт, но он входил в систему, с помощью которой Сталин подчеркивал, что «Искусство обязательно должно служить народу». Это была политика, которая давала большой эффект по укреплению новых советских традиций, четко вписанных в понятие «кто не с нами, тот против нас». Ну и, конечно, возвеличивание самого вождя, неустанно заботившегося о благе и нравственном здоровье самого «счастливого народа» самой «великой страны».

Конечно, тогда мало кто знал, что другими каналами к Сталину потоком шли донесения спецслужб об умонастроениях среди творческих работников. Вот для примера:

«25-го и 26-го августа (1936 года) заседала партгруппа правления Союза советских писателей, посвященная обсуждению приговора над троцкистско-зиновьевскими террористами и статей в печати, сигнализировавших о недостатке самокритики в Союзе советских писателей.

Собрания эти имеют большое значение для жизни Союза писателей. То обстоятельство, что бандит Пикель был членом Союза, что в составе Союза был обнаружен ряд двурушников и предателей (Серебрякова, Селивановский, Грудская, Трощенко, Тарасов-Родионов и др.), заставило партгруппу пристально рассмотреть и свою работу, и свои ряды. Самокритику в Союзе возглавил секретарь правления тов. Ставский. В процессе обсуждения был вскрыт ряд важных фактов. Писатель Иван Катаев (чл. партии с 1919 года) в 1928 году ездил к сосланному в Липецк троцкисту Воронскому за директивами о работе литературной группы "Перевал". Активные связи с осужденными троцкистами Катаев поддерживал систематически, оказывая им денежную помощь. Денежную помощь он оказывал осужденным троцкистам Мирову и Малееву. Последний написал книжку, восхваляющую расстрелянного Смирнова, который был тогда директором завода комбайнов. Книжка не увидела света вследствие вмешательства Главлита. Катаев все время покровительствует писателю Зарудину, исключенному из партии троцкисту. В 1932 году Ив. Катаев заявил о ликвидации литературной группы "Перевал". На самом деле группа продолжала существовать при активном участии Воронского.

Группа добивалась печатного органа под названием "Тридцатые годы" вплоть до последнего времени, когда Иван Катаев и Пильняк настойчиво стремились получить разрешение на издание альманаха под этим названием. Решением партгруппы постановлено исключить Ивана Катаева из партии. На заседании партгруппы резкой критике подверглась работа журналов и "Литературной газеты". В "Новом Мире" (редактор Тройский) Пикель печатался из номера в номер. Тройский не мог дать удовлетворительных объяснений по этому поводу. Редактор "Красной нови" Ермилов активно защищал связанного с Каталыновым и арестованного Мазнина. В аппарате редакции работает бывший секретарь Каменева — Черняк. В «Октябре» печаталась Серебрякова; в устроенной "Октябрем" дискуссии об историческом романе выступали Фридлянд и Тер-Ваганян, выступления их были напечатаны в журнале. В "Театре и драматургии" Афиногенов вообще печатает сомнительных людей (бывший белогвардеец Крути, Зонин) по мотивам, как выразился Ставский, неделового порядка, т.е. за то, что они хвалят пьесы его и его друга Киршона.

Удалению таких сотрудников Афиногенов всегда сопротивлялся. "Литературная газета" не только не вела работы по разоблачению троцкистов и зиновьевцев в литературе, но уже в дни процесса выходила с совершенно академическими статьями и напечатала хвалебную рецензию о книжке арестованного троцкиста Агола. Редактор газеты Субоцкий, который в то же время является военным прокурором, жалуется, что у него нет работников и помощи.

Резкой критике подверглась работа коммунистов с беспартийными. Приводились факты: Инбер живет сейчас на даче у члена партии Беспалова. Инбер — родственница Троцкого, дочь его двоюродного брата. Инбер выступила плохо на митинге писателей, а в кулуарах говорила, что ее заставили выступить. Беспалов, живя с ней в одном доме, ничего не сделал, чтобы подготовить ее выступление…»

Это все из докладной записки Отдела культурно-просветительной работы ЦК ВКП(б) секретарям ЦК ВКП(б) об обсуждении писателями приговора по делу так называемого троцкистско-зиновьевского центра.

Жизнь, что называется, кипит, и в центре ее важнейшие проблемы «классовой борьбы», где культура и искусство играют судьбоносную роль в достижении целей, поставленных лично вождем. Он был погружен во все хитросплетения взаимоотношений творцов, поштучно отбирая тех, кто ставил свой талант на службу советской власти.

Съезды Союзов писателей, композиторов, театральных деятелей, кинематографистов становились событием, как тогда писали газеты, «большой государственной важности». Съезды всегда проходили в Кремле, при участии руководителей партии государства (Сталина, Хрущева, Брежнева), с большим пропагандистским шумом, награждением самых видных творцов государственными наградами и присвоением почетных званий. В итоге минимум полтора десятка писателей стали Героями Социалистического Труда, а Михаил Шолохов и Георгий Марков получили это звание дважды.

Для контраста могу привести лишь один факт. Несколько лет назад на коротком этапе я возглавлял Краснодарское отделение Союза российских писателей. У нас в крае, как известно, сейчас два союза — российских писателей и писателей России. Еще в девяностые годы писатели с шумом размежевались в поисках дороги к «реке» своей «правды». Сразу после избрания я стал делегатом Съезда российских писателей. Он проходил в Москве в одном из залов пустовавшей тогда Академии общественных наук.

Впечатление осталось грустное. Председатель нашего Союза поэт Кублановский на съезд не приехал (говорят, живет где-то за границей), а пространство президиума заполняла шустрая поэтесса неопределенного возраста, похожая на маленькую вертлявую птичку, бесконечно чирикающую, в основном в своих личных интересах.

Зал был переполнен сильно пожилыми людьми, к сожалению, как один писателями, а точнее, членами Союза. Выступающие очень жаловались на жизнь, особенно равнодушие властей к писательским нуждам. Кстати, на том съезде я не заметил ни единой телекамеры. Судя по общественному мнению, мы не интересовали никого. Зато в соседнем, таком же арендованном зале, проходил съезд обманутых дольщиков. Там от камер всевозможных телекомпаний было не протолкнуться… Я все понял и, вернувшись в Краснодар, тут же подал в отставку, чтобы не быть очевидцем тихих проводов великой российской литературы…