«Я пишу, чтобы стереть свое имя»: три вымышленных писателя последней четверти века

  • Фрагмент фрески «Сотворение Адама», Микеланджело © Фото с сайта blueprintlivingforlife.com
    Фрагмент фрески «Сотворение Адама», Микеланджело © Фото с сайта blueprintlivingforlife.com

После обзора медийных мистификаций последнего столетия портал Юга.ру обращается к подлогам в области литературы. Три истории вымышленных писателей последних 25 лет: поэт, переживший бомбардировку Хиросимы, русская анархистка из борделей Макао и юная австралийка, написавшая роман про холокост на Украине.

Араки Ясусада — поэт, переживший бомбардировку Хиросимы

Летом 1996 года в журнале American Poetry Review вышло специальное приложение, озаглавленное «Вздвоенный расцвет: из записных книжек Араки Ясусады». До этого переводы японского автора уже были опубликованы в нескольких значимых американских литературных журналах, а также в британском Stand Magazine.

Сообщалось, что 14 записных книжек Ясусады были найдены его сыном в 1980 году — спустя восемь лет после смерти писателя.  В этих книжках были десятки стихотворений Ясусады, черновики, дневниковые записи, рисунки, задания по английскому языку, а также документация докусан — бесед Ясусады со своим дзен-наставником.

К отрывкам из записных книжек прилагалась и краткая биография неизвестного писателя. Из нее можно было узнать, что семья Ясусады стала жертвой бомбардировки Хиросимы. Жена Ясусады Номура и его дочь Тико погибли во время атомной атаки, а еще одна дочь — Акико — умерла через четыре года от последствий радиационного излучения.

Первые записи «Вздвоенного расцвета» датированы декабрем 1945 года — спустя несколько месяцев после бомбардировки. Записные книжки охватывают период в 27 лет и заканчиваются в 1972 году — именно тогда умер Ясусада.

В поэзии Ясусады на фоне пережитой трагедии наблюдается любопытное бракосочетание западной авангардной поэзии и традиционных форм японского письма. Эхо атомной бомбардировки, дзен-буддистское мировоззрение автора  и его литературные эксперименты рисуют во «Вздвоенном расцвете» трагические полотна, на которых безмятежное цветение сакуры неотличимо от ядерного гриба.

В дневниковых записях Ясусада среди прочего говорит о своем интересе к американскому авангардному поэту Джеку Спайсеру, а также — на что стоит обратить особое внимание — к французскому мыслителю Ролану Барту, автору знаменитого эссе «Смерть автора».

Среди возможных создателей Ясусады числятся даже российские авторы — Андрей Битов и Дмитрий Александрович Пригов

Публикация в American Poetry Review имела большой успех и привлекла внимание к неизвестному критикам и литературоведам автору. Однако именно это внимание и погубило красивую легенду о японском авангардисте, пережившем Хиросиму. Специалисты по японской литературе, ознакомившись с творчеством и биографией Ясусады, нашли множество ошибок и несоответствий. Оказалось, что неправильно было использовано даже имя вымышленного автора: Ясусада — это японское имя, а Араки — фамилия. По мнению Джона Солта, профессора японской культуры в Университете Амхерста, сфабрикованное творчество Ясусады — это «японизированное дерьмо»,  перенос американских представлений на то, что есть интересного в японской культуре: дзен, хайку, травма Хиросимы и т.д.

После раскрытия подлога все следы указывали на то, что Араки Ясусада — это мистификация американского поэта и профессора Кента Джонсона. Он готовил тексты Ясусады к печати, связывался с переводчиком, который, по его словам, умер незадолго до первых публикаций, и именно он получал гонорары.

Однако сам Джонсон так и не признал за собой авторство текстов Ясусады. А в одном из интервью он и вовсе заявил, что Араки Ясусада является мистификацией Тосы Мотокийю, который значился переводчиком — именно тем переводчиком, который, по словам Кента Джонсона, умер незадолго до первых публикаций.

Существуют и другие версии того, кто скрывается за этой хиросимской мистификацией. Среди возможных создателей Ясусады числятся даже российские авторы — Андрей Битов и Дмитрий Пригов. Тут стоит отметить, что Кент Джонсон был редактором сборника «Третья волна: новая русская поэзия», который вышел в 1992 году. Там в том числе были и стихи Битова с Приговым.

Кто бы ни был настоящим автором текстов Араки Ясусады, он уже вписал свое творчество в историю американской литературы. Несмотря на раскрытие мистификации, критики и литературоведы продолжают обращаться к кейсу Ясусады и рассуждать о тех проблемах, которые он актуализировал. Так, поэт и критик Форрест Гандер назвал «Вздвоенные расцветы» самым противоречивым произведением в американской поэзии после «Вопля»  Аллена Гинзберга. А  профессор филологии Марджори Перлофф писала следующее: «Кент Джонсон провел филигранную работу по открытию удивительного поэтического мира, который удовлетворяет наш голод по чему-то подлинному, хоть эта подлинность и является ложной».


Мария Судаева

Автор следующей мистификации — французский писатель Антуан Володин, одна из самых интересных фигур в современной литературе. Уже сама творческая биография Володина похожа на чье-то концептуалистское произведение искусства. Начать стоит с того, что имя Антуан Володин — это маска, за которой скрывается писатель. Сам он называет эту маску «коллективной подписью, за которой скрываются голоса и поэзия многих других авторов».

Настоящее имя писателя неизвестно. Даже дата его рождения в разных источниках плавает вокруг 1950 года. Фамилия Володин в псевдониме — это дань памяти русской бабушке писателя и в целом русской культуре, которая оказала на него сильное влияние.

Володин — это не единственный псевдоним неизвестного писателя. Он также использует и другие. Например, Лутц Бассман, Мануэла Дрегер, Элли Кронауэр.  Кронауэр, к слову, перевел (правильнее сказать, адаптировал), на французский язык несколько томов русских былин. Под авторством Володина тоже выходили переводы книг с русского языка. Причем фамилии писателей, которых переводил Володин, даже как-то странно указывать в одном предложении — тут  и Виктория Токарева, и Фридрих Незнанский, и Эдуард Лимонов, и даже братья Стругацкие.

Но Володин не только переводит русских авторов — он их еще и создает. Как, например, Марию Судаеву — анархистку из Владивостока, долгое время якобы жившую в Юго-Восточной Азии. Как рассказывает Володин, он познакомился с Судаевой в начале девяностых в Макао, куда она бежала вместе с братом от преследований мафии. Судаева, зарабатывавшая тогда на жизнь в борделях Макао, передала Володину несколько своих рукописей. В 2003 году она покончила с собой, а годом позже Володин перевел «Лозунги» на французский.

«БУЙНЫЕ НЕГРИТЯНКИ, ВОПИТЕ, БУЯНЬТЕ! ДЩЕРИ ШАМАНСКИЕ, ПОЙТЕ, СОМКНИТЕСЬ, РАЗИТЕ! В КАЖДОЙ ИЗ НАС ТЫСЯЧА СКРЫТЫХ ПСОВ!»

из «Лозунгов» Марии Судаевой

Антуан Володин

Антуан Володин

По «Лозунгам» во Франции поставили несколько спектаклей, имевших успех у публики. В одном из них даже играла известная актриса Жанна Моро. Вполне возможно, что актрису привлекла в том числе и красивая легенда о русской писательнице, вынужденной бежать от мафии в бордели Макао и покончившей жизнь самоубийством.

Мистификацию Володина с Судаевой продолжают поддерживать и издатели, и переводчики. Так, например, в 2013 году в издательстве «База» вышел перевод «Лозунгов» на русский язык. Отметим, что это именно перевод, а не оригинальный текст. Рукопись Судаевой  Володин якобы потерял.

В русском издании «Лозунгов» о Володине не сказано ни слова. В начале книги представлена краткая биографическая справка о Судаевой, из которой можно узнать, что вместе с братом Иваном она создала во Владивостоке недолговечную анархистскую группу. Также там упоминается роман «Воскресенье в Абакане», который она тоже написала вместе с братом.

Получается, что от Судаевой не осталось ни рукописей, ни фотографий — только биография, представленная Антуаном Володиным. Российский писатель и издатель Дмитрий Волчек после публикации романа в 2004 году пытался разыскать брата Судаевой или ее друзей, но у него ничего не получилось.

Говоря об этой мистификации, нельзя не отметить, что сами «Лозунги» даже в отрыве от биографии Судаевой представляются причудливой и дикорастущей книгой, написанной на каком-то алхимическом языке. Книга состоит из 343 лозунгов-моностихов с мистическими призывами к политической борьбе, обращенных к неведомым сестрам-воительницам и шаманкам. Читая «Лозунги», действительно крайне трудно вообразить, что этот текст — перевод с французского.


Елена Демиденко

В 1993 году в австралийской литературе появляется новое имя — 20-летняя Елена Демиденко. Сначала она получает награду в конкурсе для начинающих авторов Vogel Literary Award. А годом позже она удостаивается престижнейшей Miles Franklin Award, становясь при этом ее самой молодой лауреаткой.

Эти награды Демиденко получила за роман «Рука, подписавшая указ» — воспоминания бывшего эсэсовца украинского происхождения, где он размышляет о том, как и почему он стал антисемитом и военным преступником. В предисловии Демиденко сообщала, что представленные в книги события не вымысел. Они основаны на реальных воспоминаниях ее отца и дяди, которые были украинскими крестьянами, раскулаченными Сталиным и примкнувшими в годы Второй мировой войны к эсэсовцам.

В центре повествования — нелегкие взаимоотношения евреев и украинцев во времена холокоста. Главные герои рассказывают о своей ненависти к «еврейскому большевизму», ответственному за репрессии на Украине и голодомор, а также описывают свое участие во многих карательных операциях, в том числе и в массовом расстреле в Бабьем Яре.

Критики подчеркивали важность романа, говорили о его «предельной честности» и «способности автора передать мысли тех, кто был вовлечен в массовые убийства». Часто фигурировали аналогии и с «Банальностью зла» Ханны Арендт.

После публикации книги Демиденко стала крайне популярной. Молодая девушка, одетая в украинскую национальную одежду, дает интервью на телевидении и в газетах, участвует в литературных фестивалях и становится крупной медийной фигурой.

«На меня очень сильно повлияли воспоминания моего отца о голоде. Эти истории останутся со мной на всю жизнь», — заявляла Демиденко в одном из интервью.

Однако популярностью «Руки, подписавшей документ» были недовольны члены местных еврейских и украинских общин. В том числе и с их помощью через некоторое время был раскрыт подлог — никакой Елены Демиденко никогда не существовало. Как и ее родственников, с чьих слов была написана «Рука, подписавшая документ».

...самый позорный литературный обман последних времен, позорное использование недавней трагедии для построения писательской карьеры

Писатель и литературный критик Гай Рандл

За маской Елены Демиденко скрывалась Хелен Дарвилл — студентка из Брисбена. У нее нет ни еврейских, ни украинских корней. А сочиненный ею роман — чистейший вымысел, не имеющий под собой никакого документального основания.

Новость о подлоге стала большим скандалом, не ограничившимся лишь литературным миром. В прессе и на телевидении велись споры о мистификации Дарвилл, в которых преобладал тон осуждения. Дарвилл обвиняли в спекуляции на трагедии, антисемитизме, историческом невежестве, аморальности. Карьера восходящей звезды австралийской литературы оказалась под большой угрозой.

Писатель и критик Гай Рандл назвал мистификацию Демиденко «самым позорным литературным обманом последних времен, позорным использованием недавней трагедии для построения писательской карьеры». Он подчеркивал, что «это возродило уже опровергнутые и лживые гипотезы об истории восточно-европейского антисемитизма и соучастии в холокосте», а также «вызвало невообразимую боль для выживших в концлагерях». Вместе с тем Рандл подчеркивал, что «еще более позорным было лицемерие и недобросовестность литературного сообщества».

Не беря во внимание этические сантименты, можно сказать, что случай Демиденко поставил ряд важных вопросов для литературного сообщества и проблематизировал связь автора произведения и художественного текста.

Что касается самой Дарвилл, то ее литературная карьера на этом фактически оборвалась. Впоследствии она занималась журналистикой, юриспруденцией, а в 2014 году стала помощницей австралийского политика Дэвида Лейонхельма.

В 2006 году Дарвилл опубликовала статью, в которой рассказала о причинах, побудивших ее взять псевдоним. По ее словам, книгу «Рука, подписавшая указ» она написала по воспоминаниям реального военного преступника, больного раком. Он взял с Дарвилл обещание не раскрывать свое имя до собственной смерти. По прогнозам врачей жить ему оставалось не больше полугода. И Дарвилл, взяв псевдоним Демиденко, планировала рассказать об этой истории после его смерти. Однако у больного неожиданно случилась ремиссия, и Дарвилл решила сохранить его имя втайне.

Статья стала поводом для возобновления дискуссий о случае Демиденко, однако практически никто из критиков не поверил в историю про больного раком информанта Дарвилл.


Напоследок портал Юга.ру обратился за комментарием к теоретику литературы Александру Маркову, который рассказал об эволюции понятия «автор».

Александр Марков

Александр Марков

профессор РГГУ и историк идей

«Мы привыкли к авторству как бренду, знаку ответственности или знаку творческой воли, но так было не всегда, так не всегда и сейчас. Классическая культура далеко не каждого пишущего может назвать «автором», «поэтом» или «пророком» — «пророком» не каждого назовут и в наше время, а первые два слова стали общеупотребительными. Поэт — это создатель новой формы, нового способа речи, гекзаметрической поэмы или лирической строфы, а кто просто пишет стихи — поэт лишь фигурально. Автор — это учредитель новых порядков, законодатель, создатель городов и стран, а просто пишущий человек заведомо ниже автора, даже если умеет что-то создать. Так продолжалось очень долго: когда Бен Джонсон, современник Шекспира, озаглавил собрание своих пьес Works, это был литературный скандал: театральная деятельность не считалась серьезным авторским творчеством.

В классической культуре маской писателя и мог стать автор: псевдоэпиграфы, приписанные великим писателям или ораторам, поднимали значимость сказанного в том числе в глазах настоящего сочинителя. По-настоящему бороться за авторство стали в эпоху книгопечатания: типографское искусство позволяло не только печатать тираж, но и издавать пиратские издания, довольно точно копируя оригиналы.

Когда Бен Джонсон, современник Шекспира, озаглавил собрание своих пьес Works, это был литературный скандал: театральная деятельность не считалась серьезным авторским творчеством

Александр Марков

Раньше об авторстве знали, просто сразу опознав текст и стиль этого автора, теперь автор — это составитель своей же книги. Поэтому понятие об авторе стало правовым, но с другой стороны, правовые отношения автора с издателем открыли новые возможности варьировать указание авторства: до сих пор в некоторых типах издания, скажем, художественных альбомах, имя автора находится где-то в незаметной части книги. Анонимный автор стал ответом анонимному издателю: важнее распространение книги, чем борьба за ее принадлежность.

В романтическую эпоху утверждается понятие «конгениальности», подразумевающее, что читатель тоже является соавтором книги и автором ее понимания. Это прямая противоположность классической позиции: автор всегда умнее читателей, и что читатели понимают, то понимают благодаря причастности мудрости автора. Такая ситуация и заставляет авторов играть с читателями, давая им возможность погадать об авторстве, а значит, понять объективные ограничения этой своей «конгениальности». Такая игра должна прежде всего подорвать предрассудки читателей о задачах писателя, а уже потом стать частью художественного замысла».