Актер Виктор Плужников: Зачем смотреть спектакль с психиатрическим диагнозом режиссера?

Актер Молодежного театра Виктор Плужников в интервью порталу Юга.ру рассказал о современных постановках, курьезах на сцене и хороших сказках.

Впервые я вышел на сцену в Армавирском театре в 1996 году, в родном городе. Я играл слугу в пьесе драматурга Гибриэля Суднукяна «Хатабала» (вроде «Ханумы», только с армянским колоритом). С нее и началось. Тогда я был молодой и наглый, поэтому остался очень доволен после спектакля. Для такой роли ничего выдающегося не требуется. Наглый, органичный (ненавижу это слово) — и уже хорошо. Перед хорошими и сложными спектаклями сейчас переживаю сильнее, потому что появилось больше ответственности. Как в балете: опыт пришел — прыжок ушел. Какие-то вещи по молодости делаются легко, даже не задумываясь, а сейчас по-другому смотришь на вещи — и волнения больше. Но и роли теперь другие, все-таки не мальчики-слуги.

Ролей много накопилось за 20 лет, я сбился со счета после 70. Но уже точно больше 95 — скоро наберется сотня. Любимых много, сложно выделить одну или даже несколько, а любимый жанр — трагикомедия. Знаковыми для меня стали Билл Старбак в «Продавце дождя», доктор Львов в пьесе «Иванов» Чехова, Пабло в «Дикаре» Касона, «Деревья умирают стоя» Алехандро Касона. Очень люблю сказки, и мне попадались хорошие режиссеры-сказочники. Из краснодарской эпохи — «Три года» Чехова, «Событие» Набокова, две «Новогодних фантазии» в постановке Владимира Лытченко, сказки со смыслом. Владимир Лытченко ставил сказку «История серебряного ручья», к сожалению, она теперь не идет. Это философская сказка-притча. Дети реагировали удивительным образом на эту историю. Они очень переживали. А когда наступил момент гибели главного героя, стояла гробовая, звенящая тишина. Потом происходило чудо — герой оживал, но дети понимали суть: человек пожертвовал собой ради спасения других. Я люблю умные сказки.

Спектакль, как и люди, живет своей жизнью. Находясь в этом спектакле, вживаясь в тот или иной образ, ты открываешь новые грани личности, которую играешь, и новое понимание той или иной фразы. Так было с ролью Пабло (пьеса «Дикарь» Алехандро Касона — прим.ред.). Некоторые вещи в процессе спектакля открывались заново, вплоть до точности перевода. В той версии, которую мы репетировали, у меня было два больших монолога, очень важных, смысловых. Герой говорит: «Я знаю жизнь и знаю, что такое смерть». Идет два длинных монолога: что такое смерть и что такое жизнь. Второй монолог не клеился, и при уточнении перевода оказалось, что автор использовал не слово «жизнь», а слово «Бог». А переводили в советские времена — Бога-то не было. Когда я стал говорить: «Я знаю, кто такой Бог», все встало на места и взаимоотношения между главными героями открылись с другого ракурса. Таких нюансов много.

Пусть Алексеев меня побьет, но я расскажу. Был свидетелем премьеры спектакля «Жестокие игры». Героиню звали Земцова. Алексеев должен по тексту сказать: «Я ирисок возьму побольше, у меня Земцова их любит», имея в виду жену героя. Кто не знает, в жизни супруга Алексея Алексеева — Наташа Денисова. И он на сцене выдает: «Я возьму ирисок побольше, у меня Денисова их любит». Какова реакция на сцене и в зале была — вы можете догадаться!

Я мечтаю об одной роли, но пока не скажу о какой, чтобы не сглазить. Хотя суеверие — грех. Раньше я много лет мечтал сыграть Дональда в пьесе «Эти свободные бабочки», но перерос эту роль. Пришлось поставить спектакль. Сейчас у меня в запасе есть еще десять лет, чтобы сыграть одну роль, которую очень хотелось бы сыграть.

Аксентий Иванович в «Записках сумасшедшего» даже физиологически сложная роль. Вроде бы спектакль идет недолго, полтора часа, а, как говорил Смоктуновский об «Идиоте», такое ощущение, что разгрузил мешок с цементом. Что происходит, я не знаю. Но за эти полтора часа проживаешь жизнь. От психических переживаний мы устаем больше, чем от физических. Сложно играть любую роль, которая связана с психиатрией.

Я снимался в сериале, и не в одном, был грех. Люблю цитировать мою любимую Раневскую: «Деньги проедены, а позор остался». Такое искусство нужно, но серьезно к нему относиться я не могу. Вообще, к нашей профессии самим актерам нельзя относиться серьезно. Это зрители и сильные мира сего должны серьезно относиться к нам, а мы — легко, хотя это самое сложное — «легко».

Я не видел новосибирский «Тангейзер», но меня удивляет истерика: зачем эти «правильные» люди сделали такую роскошную рекламу такому плохому спектаклю, если он действительно плох? Если он оскорбительный... Почитайте аннотацию и сами решите, нужно вам смотреть спектакль или нет. Кто-то смотрит порнографию, кто-то — нет, это личный выбор.

Я бывал на подобных постановках и просто уходил. Я задаюсь вопросом: кому это нужно? Зачем смотреть спектакль с психиатрическим диагнозом режиссера, который это ставит? Михалков хорошо сказал: «Мне интересно то, что меня трогает». Некоторые режиссеры выливают свои помои зрителю на голову. Зачем? Я хочу найти выход и свет в конце тоннеля, надежду. А если и безысходность, то — как с ней справиться. Это моя точка зрения, кто-то согласится, кто-то нет. У нас проблема: мы разучились спорить и принимать чужую точку зрения, а она есть. Каждый имеет право на мнение. Мы разучились слышать друг друга, понимать. Очень хотелось бы, чтобы люди, сидящие на распределении финансов, не превратились в «великих инквизиторов» и не стали указывать, как ставить спектакли и что играть. Дошло до того, что кому-то поблазнилось, что «Иисус Христос — суперзвезда» нужно запретить. Во-первых, это не догматическая трактовка. Во-вторых, на каждый роток не накинешь платок. Те, кому нравится, пусть ходят. Меня больше тревожит, что у нас перестали делать хорошие детские сказки. Детей не учат отличать добро ото зла. Вот это страшно.

Среди московских режиссеров были интересные работы у Богомолова, которые он ставил на «заказ» без своего эпатажа, ради денег. Тот же Серебренников — он разный. В «Гоголь-центр» я ни ногой, а вот в Театре наций его спектакли — пронзительной тонкости и чистоты. Еще Фоменко, бесспорно. Константин Аркадьевич Райкин — очень люблю его как режиссера. Даже больше, чем актера. Он всегда несет четкую мысль, боль или радость. Режиссеров много, они разные. Есть из чего выбирать — это хорошо.

У нас забывают, что, экономя на культуре, экономят на будущих гражданах страны. Культура — нематериальная прибыль. Это прибыль, которая образует нацию — разную, многообразную, но нацию. Экономя на одном, мы теряем другое. Люди, находящиеся на государственных должностях, обязаны это понимать. Чиновник, наделенный ответственностью перед государством и народом, обязан поддерживать все направления культуры и искусства, а не только те, что нравятся ему лично. Он должен уметь слышать и понимать всех. На мой взгляд, государственный человек должен обладать соломоновым мышлением, а не узко-меркантильно-менеджерским.

Почему-то от сказок отмахиваются — сказочки, дешевочка. А сказки очень важны. Дети впитывают как губка и пока еще верят. А из них вырастают наши будущие зрители. «Дешевым» отношением и «лишь бы развлекалочкой» мы закладываем подсознательную мину в сознание будущих взрослых людей. Такое отношение появилось в 90-е годы, когда ломали все. Я немало проработал в детском театре и насмотрелся проезжих театриков... Вспомним старые советские сказки: Александра Роу, фильмы Ролана Быкова для подростков. Сейчас нет детско-юношеского кино. Где «Приключения Электроника»? Где «Мэри Поппинс» и семейные фильмы, которые с удовольствием пересматривают взрослые? Буквально вчера случайно посмотрел «Астерикс и Обеликс» — прекрасная сказка для семейного просмотра с тонким французским юмором в лоб. Добро побеждает зло, не будьте тщеславными, будьте простыми. У нас же, в России, не хуже, местами побогаче, но почему-то считается, что нужно все время развлекаться. Детей надо, развлекая, учить — мы это забываем.

На одной из новогодних сказок точно на реплике «Появление злой волшебницы» в зал вылетает живая летучая мышь. Откуда она взялась? Дети моментально забыли, что происходит на сцене. Мышь порхает над сценой. Артисты пытаются шапками ее поймать. Руководство в шоке... Мышь летает. Поймал один мальчик, который сидел в зале. Вот это было шоу! Видимо, во время ночной загрузки залетела, но почему вылетела точно на реплику о злой волшебнице? Мистика! Точно на реплику, ни минутой раньше.

Играли «Коварство и любовь» Шиллера. Идет финал. А в постановке режиссер практически все монологи вымарал и сказал: «Играйте молча». Идет музыка, я в камзоле, укладываю Луизу на авансцене. Мне еще пластически ползти до креста, который загорается на заднике. Чтобы тоже умереть на ступеньках. Вся сцена минут 15 длится. Я вижу, кто-то встал из зала и идет к сцене, про себя думаю в этот момент: «Что-то рано цветы понесли…» Еле стоящий на ногах зритель (видимо, у человека был праздник) поднимается на сцену. Луиза лежит (в жизни у актрисы третий или четвертый месяц беременности). Зритель поднимается, нависает над нами и говорит фразу, от которой я отключился сразу: «Товарищ, отойди! Это девушка моей мечты», — и укладывается рядом с ней. В зале был восторг! Трагедия, Шиллер, а тут такое! Дали занавес, потому что — какие 15 минут ползти! Публика неистовствовала.

Несмотря на нервотрепность профессии режиссера, она мне интересна. В Краснодаре я ставил «Записки сумасшедшего», «Эти свободные бабочки», два эстрадных спектакля на сцене Дворца искусств «Премьера», еще интермедии, эстрадные проекты, участвовал в постановках как второй режиссер. Когда приходит режиссер спектакля, а ты выступаешь как актер, то стараешься помочь, потому что понимаешь, как это тяжко быть режиссером, но только если режиссер стоящий и думающий. А если нет, то сам выстраиваешь роль и действуешь, как считаешь нужным.

Мне по природе своей интересно что-то создавать. В театре существует расхожая формулировка (режиссеры ее особенно любят), что надо «сломать» — артиста, систему и так далее. Зачем ломать? Я в данном вопросе антибольшевик: давайте лучше создавать новое и строить. И хотя ничего нового нет ни в системе, ни в театре, важно, под каким соусом будем подавать. Искренность мыслей, чувств — самое сложное и каждый раз новое, потому что у каждого своя правда. А истина одна.

Спектакль «Гедда Габлер» по одноименной пьесе Генрика Ибсена с участием Виктора Плужникова можно посмотреть с 8 по 11 декабря в Молодежном театре.