Фильм режиссера Андрея Звягинцева и продюсера Александра Роднянского "Левиафан" все же вышел на большой экран.
Сомнения в том, что это случится, были не беспочвенны. Формальная причина: пресловутый мат как таковой. Напомню, он запрещен к публичному звучанию с 1 июля 2014-го, и авторы "Левиафана" далеко не сразу согласились фонограмму изменить. Но все же сделали это.
Причина содержательная: сильнейшая антиклерикальная нота. Пора признать, что критические реализм и социальная сатира в адрес чиновничества (читай: государства) это самое наше государство давным-давно, со времен так называемого социалистического строительства светлого будущего, не волнует. История с Pussy Riot продемонстрировала недвусмысленно: нынешняя охранительная политика властей предержащих не допустит в искусстве ничего, что можно трактовать хоть в малой степени негативно по отношению к Русской Православной Церкви, а также по отношению к президенту.
Фигура главы государства, насколько я понимаю, у нас по закону и на практике приравнена к Флагу, Гимну и Гербу, а значит, может быть исследована или упомянута исключительно высокими жанрами искусства. Церковь по Конституции отделена от государства, однако оно, наблюдая единство Президента и Патриарха, твердо и верноподданнически стоит на страже чувств верующих, для которых фигура священника изумляющим образом оказывается практически равновелика фигуре самого Иисуса Христа. Как и карандашное изображение Пророка, кстати, – ликом Пророка для другой конфессии.
С другой стороны, чиновники, а с ними и депутаты, в своем службистском раже (корни его додумывайте сами) убеждены, что они и есть государство. Это ярчайшим образом продемонстрировал министр культуры Мединский, отказав в финансировании всех проектов (собственные авторские фильмы и продюсерские работы, кинофестиваль "Артдокфест", премия "Лавр") режиссеру-документалисту Виталию Манскому на основании неких "антигосударственных высказываний". Что и не доказано, и невозможно доказать за отсутствием состава преступления.
Этот же министр вообще оказался в двойственном положении: он допустил бюджетное участие в финансировании антиклерикального и с нецензурщиной фильма, а также его выдвижение на "Оскар". Министра от санкций, полагаю, в этот раз спасло разбавление его вины, простите игру слов, сливками отечественной режиссуры в оскаровском комитете. С интересом буду наблюдать лицо министра, если Звягинцеву, Роднянскому и корпорации Sony Pictures Classiсs (дистрибьютор фильма в ненавистной Америке) удастся получить награду. Не исключено, что в ожидании этой возможности дело и спустили на тормозах: придется ведь радоваться.
Вернемся к президенту и Церкви. Первый в фильме "Левиафан" присутствует портретом на стене в кабинете чиновника, который, мягко говоря, не вызывает симпатии. Безусловно, зритель может сделать некие умозаключения о том, как построена вертикаль власти и гниет ли рыба, – но может их и не делать. В конце концов, портрет – просто обязательный элемент декора любого официального присутствия. А наше государство говорит, что всеми силами и с каждым часом сильнее борется с коррупцией, вседозволенностью, хамством, злоупотреблением властью и всем таким прочим, на что горазды многие начальники. Нам ли не верить государству?
А вот служители РПЦ предъявлены как действующие лица и более чем нелицеприятно. Поэтому серьезное опасение за прокатную судьбу фильма у меня, повторю, было. Случившаяся параллель с трагедией Charlie Hebdo, как и "фундаментальная" реакция на нее, увеличивала возможность репрессий относительно "Левиафана".
Это опасение сохранялось вплоть до 21 января, когда митрополит Мурманский и Мончегорский Симон поблагодарил режиссера за эту его работу, назвав ее "честной", – после мракобесных нападок на картину со всех возможных сторон.
Впечатляющую картину нападок мог наблюдать каждый, кто хотел, прежде всего, в интернет-пространстве – более открытом, чем печатная и прочая пресса, и для свободного мнения, и, увы, для ненависти, хамства и элементарной дури. Синхронно нападкам шли и хвалы – также самого разного свойства. Словом, кто что увидел – то и воспел/проклял. Одни искренне, другие – по искреннему желанию прикрепиться к "официальной" точке зрения: как бы чего не вышло.
Да, теракт во Франции многократно усилил градус обсуждения "Лефиафана". Чужая кровь, простите цинизм, всегда горячит свою. Характерно, что никто вроде не говорил, что Звягинцев оскорбил саму веру – наоборот, некоторые обнаружили, что он порицает безверие (на мой взгляд, действительно высокие материи в картине отсутствуют и смыслово, и сюжетно: она очевидно не о Боге, и она явно не вдохновлена; сравните хоть с "Андреем Рублевым").
Безусловно и другое: не будь фильм удостоен "Золотого Глобуса", подобного размаха волна бы не поднялась – по крайней мере, до момента объявления номинантов на "Оскар". И уж совершенно ясно, что тот, кто выпустил картину в Интернет, заслуживает награды, хотя я против пиратства: громыхнувшая дискуссия гораздо интереснее самого "Левиафана".
Дело в том, что на фоне происходящего со страной в 2014 году, наш игровой кинематограф сдулся. Ни один фильм, как оказалось, не предвидел ни грандиозного раскола общества, ни уровня реваншистских настроений, ни глубины страха и безответственности, ни моральной пропасти, ни интеллектуального убожества огромного большинства народа во всех его стратах, группах, прослойках и так далее.
Понятно, что картины задумывались и запускались в производство еще два-три года назад, когда никто не мог предвидеть конкретных ужасных событий, но суицидальная деградация народа – дело не пары месяцев и даже лет. А о самом серьезном наше кино не говорит – за единичными исключениями, которые остались вещью в себе; кинематографическое сообщество должно признать и свою безответственность.
"Левиафан" попал в больное: всем давно надо было высказаться. Дискуссия продемонстрировала удивительные вещи. Проявились огромная способность к языку, даже литературоцентричность народа – и, одновременно, не освоенность им даже классической русской литературы, упавший уровень образованности, пусть "советской".
Несмотря на всеобщую, казалось бы, меркантильность, стало еще раз ясно: идея выше материального. Что людям очередная история о каком-то неудачнике, на которого наехала неправедная власть? Однако ломают копья. Почему уцепились за картину лишь с признаками чего-то большего, нежели история о неудачнике? Потому, что в жизни полно таких наездов (свежайший пример – рассказ депутата того района Москвы, где сгорела уникальная библиотека ИНИОН: оказывается, год назад было предложение поставить на этом участке земли именно что храм…). А никакой существенной общей идеи люди не видят. К глубочайшему сожалению, "Нет войне!" давно не наш девиз: пропаганда милитаризма под историческим и нынешним соусами сделала свое дело.
Когда подобная полемика вокруг фильма была? Вспомнили споры вокруг "Покаяния" Тенгиза Абуладзе (1984), "Груза 200" Алексея Балабанова (2007), "Маленькой Веры" Василия Пичула (1988), "России, которую мы потеряли" Станислава Говорухина (1992); добавлю "Трудно быть богом" Алексея Германа (2014; неужто совсем забыт?) и "Легко ли быть молодым" Юриса Подниекса (1986; фактически забыт, но это понятно).
Заметим, что кроме "Маленькой Веры", это все весьма сложные кинематографические произведения. "Левиафан" гораздо проще – по крайней мере, для того большинства высказавшихся, кто считывает исключительно сюжет. Но они же не спорят, например, о фильме "Дурак" Юрия Быкова (был показ по телевидению), где столь же гротесково, как у Звягинцева, показаны хозяева жизни, эти персонажи "Ревизора", только ставшие убийцами, а также деклассированные обитатели дна – убийцы и самоубийцы.
Редкие знатоки нового российского кино назвали двухлетней давности "Долгую счастливую жизнь" Бориса Хлебникова по сценарию Александра Родионова – в той же Мурманской области снятую историю русского человека, уничтоженного как властями предержащими, так и своими же мужичками, – вот одно из исключений, о которых я говорила. Однако "Долгая счастливая жизнь" не замечена ширнармассами, как и другие фильмы протеста последних лет – от картин Луцика с Саморядовым до, например, работ Мизгирева и Сигарева, не говоря уж про неигровое кино.
Что за гипноз "Левиафана"? Полагаю, эти серьезные, достойные киноописания реальности были сильнее, чем степень зрелости "критической массы" у аудитории. Приходится признать и другое: признание за рубежом, на которое мы тут падки уже лет триста, открыло шлюзы. Но следует напомнить: подобное признание, особенно зарубежное, получают либо шедевры ("Левиафан", кажется, ни разу таковым не назван), либо обыкновенные, "вульгарные", произведения. Сложное – сложно, а простые фильмы устраивают абсолютное большинство.
Ну, действительно. "Левиафан" оказался одновременно и зеркалом, и увеличительным стеклом, и розовыми, и черными очками. Что стоит за таким разбросом мнений? Полагаю, одно: фильм словно разрешил людям в условиях цензуры легально высказаться о жизни в стране и даже о ее будущем.
Все, КОМУ НАДО, а также способные к рефлексии получили огромный материал для анализа и обобщений. Профессионалы, изучающие общество и/или психологию отдельных людей, потирают руки над клавиатурой, приступив к своим статьям, – а должны бы схватиться за голову от ужаса. Поскольку диагноз "паранойя" значительная часть общества продемонстрировала. Ладно, актеру Гришко каяться на площади потребовали сущие мракобесы, они же 20 января начали форменную истерику "Звягинцев – идеолог геноцида русских". Ужаснее то, что вроде бы прогрессисты из лучших побуждений представили Звягинцева уже новым Пастернаком, а заодно ничтоже сумняшеся указали ему на дверь, нарисовав режиссеру судьбу политического эмигранта, невозвращенца.
Еще раз спасибо митрополиту Мурманскому, он словно дал отмашку: "Левиафан" ни церкви, ни власти не опасен, ибо граждане в абсолютном большинстве адекватно не осознают своих действий, как и своего собственного состояния/положения. Следовательно, по-прежнему в высокой степени подвержены манипуляциям и прочему пропагандистскому воздействию.
С 22 января гремящий поток вернулся в русло цивилизованного обсуждения не автора, но самого фильма.
Вы ждете и моего мнения? Не удивится тот, кто еще семь лет назад, когда вышло звягинцевское "Изгнание", заметил здесь, на ЮГАх, рецензию на два первых фильма этого режиссера, которая называлась "Вчитайте в меня, вчитайте!". Мы тогда уже говорили с вами, что стиль Андрея Звягинцева – именно гипноз: его зрители словно отгадывают шараду, видят каждый свое, а еще больше – это свое придумывают. В "Елене" мне, как и многим, показалось, что, благодаря влиянию Роднянского, режиссер преодолел свою склонность к шифровкам, высказался ясно и просто. Не апеллируя к чему-то запредельному, фильм был глубже, чем социальный сюжет.
Однако "Левиафан" опять заставляет самостоятельно заполнять "умышленные лакуны", как называют непонятные места поклонники Звягинцева, а также искать нервущиеся параллели с гораздо более серьезными произведениями. У меня картина не складывается. Главный герой никак не тянет на библейского Иова: тот претерпел в результате козней Дьявола, который с разрешения Бога испытывал веру несчастного на крепость, и преуспел в испытании. Николай же никоим образом не соотносится с верой и страдает не за нее.
Сам же образ страшного морского монстра, змея, кашалота или чего-то подобного, как и гоббсовская метафора чудовищного государства, – Левиафан – в итоге авторской неопределенности (то ли скелет на берегу, то ли кит в море, то ли государство, то ли бандиты у власти) никак в моем мозгу не кристаллизуется. И остается просто красивым длинным словом – такими, уж простите сближение, птица Додо (он же Льюис Кэролл) советовала Алисе не пользоваться, если не понимаешь их значения.
Однако настоящее кино если возникает, то благодаря вовсе не концепциям, идеям или аллюзиям. Необходима киногения. Нечто такое, что безошибочно чувствуется, хотя и трудно описать словами. От чего захватывает дух. В "Левиафане" это исключительно изображение, созданное оператором Михаилом Кричманом. Оно одно дает частной истории масштаб и тот самый вдох, и вздох, которые заставляют действительно образованных и ужасно изощренных критиков не только искать, но и находить звонкие оправдания зрелищу.
Увы, даже если фильм получит "Оскара", чего я всячески желаю и режиссеру, и продюсеру, он войдет в историю российского кинематографа не сам по себе, ибо никакого особого смысла, а тем более новаторства в нем нет, а прощальным общественным раздраем с очередным кругом российской истории.
Смотрите также
"Изгнание": вчитайте в меня, вчитайте! – рецензия Ольги Шервуд
"Елена": креста на ней нет – рецензия Ольги Шервуд
"Левиафан": во всем виноваты все (и водка) – рецензия Галины Колонтаевской
__0ueyhw6.jpg)
