Тут вот Каннский фестиваль происходит – и многим людям уже неинтересно отечественное кино и фильмы о нашей жизни. Но почему? Почему Канн столь важен? Ума не приложу. Говорят, он "все определяет". А что именно? Предпочтения финансовых транскорпораций, которые лет пять назад заказали (в смысле: не убили, а оплатили) вот такое кино, а теперь оно сделано и продается на рынке Лазурнобережный? – Так нам, зрителям, от этого тепло или холодно? Ведь все равно будем смотреть то, что доставят в наши града и веси дистрибьюторы, ну разве прочитаем о свеженьких картинах раньше на полгодика...
Или Канн определяет тенденции мирового киноискусства? – Да о каких тенденциях на основании конкурсной программы можно говорить (а про неконкурсные картины, как правило, вообще все молчат), если туда собираются, за редким исключением, штучные вещи уникальных художников? Эти произведения не то что не поддаются классификации и помещению в гербарий (более-менее ловко связать между собой арбуз и свиной хрящик умеют опытные и умные наблюдатели процессов), - а просто назначены не для засушивания, а для живого индивидуального эстетического переживания. Длительного и подробного, а не спровоцированного-подготовленного парой абзацев в обзоре критика, который отправил под утро текст в редакцию и уже мчится, невыспавшийся, на другой шедевр.
Или – вот тоже фишка: Канн открывает новые имена. Стоп, с этим, пожалуй, можно согласиться. Замеченный на одном из трех-четырех киносмотров мирового уровня дебютант получает преимущество в глазах дистрибьюторов, которые все же могут взять картину в прокат: бесплатная реклама получена, название фильма у всех на слуху. Правда, подобный случай из новейшего времени пока мы знаем один – "Возвращение" Андрея Звягинцева. В 2003 году "Возвращение" заняло четвертое место по итогам отечественного (не зарубежного, этих данных у меня нет) проката, получив в среднем по 24 444 доллара на каждую из 27 копий. Только "Бумер" собрал по этому параметру больше (28 305 долларов), так ведь "Бумер" не фильм для холодных эстетов, а подлинно народное кино.
Короче говоря, вот вам рискованная параллель: все газеты и журналы пишут о новой картине Звягинцева в Канне (допускаю и очень хочу, чтобы она была действительно замечательная), а фильм Сергея Боброва "Последний забой", вышедший десятью копиями на страну, фактически проигнорирован ведущими кинообозревателями. И ладно бы критики промолчали (картина вполне обычная по части киноискусства, без новаций), но ведь даже рекомендательных абзацев – раз-два и обчелся.
А рекламы у него нет вовсе, хотя когда картина запускалась летом 2005-го, то речь шла о потенциальном блокбастере. И это самое "блокбастерство" намеревалось обеспечить, оказав проекту мощную поддержку, Российское телевидение, где за кино отвечает Валерий Тодоровский, на студии которого "Рекун ТВ" по заказу ВГТРК "Последний забой" и случился.
Что произошло? Какая карта не легла, какая кегля не упала? Нам неведомо. А если строить догадки, то лишь одна сама собой напрашивается: время шло, и все меньше потребен оказывался Всемогущему Комунадо весьма страшный в сути своей фильм о российском житье-бытье. Прежде всего – завалы в шахтах все эти годы случались с пугающей регулярностью и огромным числом жертв. Но даже если и без завалов....
Деградирующие райцентры и поселки с депрессивными градообразующими предприятиями и производствами; пьющие по-черному и даже не по-черному "главы семейств"; бабы, корячащиеся на своих сотках ради пропитания и на продажу; больные старики без лекарств; молодые люди, которым надо вырваться любой ценой из заштатных городков, где их угораздило родиться; девушки, снова и снова повторяющие судьбу Сони Мармеладовой.... Все это плохо согласуется с постоянно повышающимся где-то уровнем жизни нашего народа и прочими отчетными тезисами партии и правительства к очередному съезду... пардон, к очередному посланию президента своим политтехнологам и своим средствам массовой информации.
В 2004-м вышел "Мой сводный брат Франкенштейн" Валерия Тодоровского, одна из трех-пяти честных картин последних лет, отчаянная социальная драма, не имеющая никакого так называемого светлого конца. После чего Тодоровский как продюсер запускает несколько разного сорта более-менее развлекательных проектов, но и "Последний забой" по сценарию Юрия Короткова. Поскольку пишут, что Валерий Петрович начинал разрабатывать шахтерскую тему еще в 2001-м для себя как для режиссера, то не удивительно, что его как соавтора сценария фамилия значится теперь в титрах фильма.
Сюжет обозначен в аннотациях и потому нет смысла его скрывать: трое забойщиков решают подорвать себя в шахте: старик и мужик – чтобы семьи получили компенсацию, молодой парень из-за разочарования в девушке и, соответственно, в жизни. По ходу истории к ним присоединяется инженер.
А разыгрывают историю хорошие актеры – Петр Зайченко, Сергей Гармаш, Артур Смольянинов, Нина Усатова, Алексей Горбунов, Татьяна Шкрабак и другие. Все они весьма органичны в изображении людей из народа. Однако профессиональному глазу видно и то, что называется мастерством. Оно было потребно, поскольку дебютант Сергей Бобров, прежде снимавший сериалы, – во-первых, именно что дебютант. А во-вторых, делал фильм по сути довольно сложный, но с виду – простой. Что трудно.
К чести всех авторов картины, она решена в жанре драматической комедии, а потому не содержит никакого надрыва и никакого тем более социального обличения.
Да и кого обличать? Героев, которые с окончанием советской власти рухнули из пролетарских князей в грязь? – так не их заслуга, не их вина. Почти закадровых шахтерских начальников? – так не про них речь. Верховные власти? – так шахтерский поселок, где живут герои, будто сам по себе существует, каким-то вековым (читай: советско-вековым) укладом. Он внеположен событиям в стране. Хотя на вступительных титрах и идут кадры хроники, подобранные кое в чем даже и симметрично рассказываемой истории.
Поющий, вероятно, Юра Шатунов (уж и забылось, как он выглядел), сеанс Кашпировского на стадионе, очередь в "Макдональдс" на Пушкинской площади в Москве, Маша Калинина – королева красоты, шахтеры стучат касками об асфальт, деньги с Лениным и памятник ему, повешенный на стреле крана, – это все кажется не фоном, а чем-то далеким-далеким от нашего райцентра и поселка, от оврага с узенькой речкой по дну, от неприглядного серенького пейзажа.... От этих самых обыкновенных людей, не "забытых властью", как водится, а игнорируемых ею в пароксизме, как мы хорошо знаем не из кино, собственного этой власти выживания.
А люди должны самоспасаться, как умеют. Иной раз сил не хватает и хочется принять смерть. Нет, не как матросам "Варяга", устроив героический последний парад. А как бы назло, обманув Кого-то. Как бы даже с выгодой и для семьи, и для себя, уставшего тянуть лямку будних дней, считающего гробы погибших товарищей и знающего: следующий – точно, я.... И получается так же нелепо эту смерть задумать, и так же нелепо свой план осуществить – как и жить.
Впрочем, я преувеличиваю. Ничего "смертоносного" и тем более "богооставленного" в фильме, к счастью, нет. Никаких этих высоких материй. Все очень просто, понятно и знакомо. Местами очень хорошо, кинематографично по-настоящему, без дураков. Например, совершенно проходной момент, когда один из героев привычно делает утреннюю зарядку на высоком берегу оврага и висит на турнике, будучи не в силах – или не имея воли? – подтянуться. Местами – фильм слабеет, делается чуточку банальным, выпадает за рамки общего очень естественного в этом жанре тона, очень сложной игры на границе бытовухи и черного-черного даже фарса. На границе, укрепленной напряженным ожиданием: взорвутся – не взорвутся?
При этом "Последний забой" сделан вообще без изысков. Без ярко выраженного артхауса, как в другой картине (очень условно) о рабочем классе, - в "Свободном плавании" Бориса Хлебникова (2006). Но и без той особой кинематографической яркой пошлости фильмов "о народе", которая безошибочно распознается и выдает принцип авторов "все на продажу", – как в "Свадьбе" Павла Лунгина (2000).
Между прочим, именно в "Свадьбе" уже были и безработные шахтеры, и конкурс красоты, и непременный длинный стол, уставленный выпивкой-закуской, и несчастная любовь, и попытка вырваться из провинциальной жизни.... Но там не было и кусочка той последней драмы, которая стала "полезным ископаемым" дебютного фильма Сергея Боброва. Фильма, который будто специально выпущен в прокат параллельно с "Человеком-пауком-3" и "Шреком-3", – так, чтобы его никто не увидел.
А "Свадьба" игралась-подавалась по тем временам широко. Так ведь начиналась, напомню, шумно. В Канне.
Или Канн определяет тенденции мирового киноискусства? – Да о каких тенденциях на основании конкурсной программы можно говорить (а про неконкурсные картины, как правило, вообще все молчат), если туда собираются, за редким исключением, штучные вещи уникальных художников? Эти произведения не то что не поддаются классификации и помещению в гербарий (более-менее ловко связать между собой арбуз и свиной хрящик умеют опытные и умные наблюдатели процессов), - а просто назначены не для засушивания, а для живого индивидуального эстетического переживания. Длительного и подробного, а не спровоцированного-подготовленного парой абзацев в обзоре критика, который отправил под утро текст в редакцию и уже мчится, невыспавшийся, на другой шедевр.
Или – вот тоже фишка: Канн открывает новые имена. Стоп, с этим, пожалуй, можно согласиться. Замеченный на одном из трех-четырех киносмотров мирового уровня дебютант получает преимущество в глазах дистрибьюторов, которые все же могут взять картину в прокат: бесплатная реклама получена, название фильма у всех на слуху. Правда, подобный случай из новейшего времени пока мы знаем один – "Возвращение" Андрея Звягинцева. В 2003 году "Возвращение" заняло четвертое место по итогам отечественного (не зарубежного, этих данных у меня нет) проката, получив в среднем по 24 444 доллара на каждую из 27 копий. Только "Бумер" собрал по этому параметру больше (28 305 долларов), так ведь "Бумер" не фильм для холодных эстетов, а подлинно народное кино.
Короче говоря, вот вам рискованная параллель: все газеты и журналы пишут о новой картине Звягинцева в Канне (допускаю и очень хочу, чтобы она была действительно замечательная), а фильм Сергея Боброва "Последний забой", вышедший десятью копиями на страну, фактически проигнорирован ведущими кинообозревателями. И ладно бы критики промолчали (картина вполне обычная по части киноискусства, без новаций), но ведь даже рекомендательных абзацев – раз-два и обчелся.
А рекламы у него нет вовсе, хотя когда картина запускалась летом 2005-го, то речь шла о потенциальном блокбастере. И это самое "блокбастерство" намеревалось обеспечить, оказав проекту мощную поддержку, Российское телевидение, где за кино отвечает Валерий Тодоровский, на студии которого "Рекун ТВ" по заказу ВГТРК "Последний забой" и случился.
Что произошло? Какая карта не легла, какая кегля не упала? Нам неведомо. А если строить догадки, то лишь одна сама собой напрашивается: время шло, и все меньше потребен оказывался Всемогущему Комунадо весьма страшный в сути своей фильм о российском житье-бытье. Прежде всего – завалы в шахтах все эти годы случались с пугающей регулярностью и огромным числом жертв. Но даже если и без завалов....
Деградирующие райцентры и поселки с депрессивными градообразующими предприятиями и производствами; пьющие по-черному и даже не по-черному "главы семейств"; бабы, корячащиеся на своих сотках ради пропитания и на продажу; больные старики без лекарств; молодые люди, которым надо вырваться любой ценой из заштатных городков, где их угораздило родиться; девушки, снова и снова повторяющие судьбу Сони Мармеладовой.... Все это плохо согласуется с постоянно повышающимся где-то уровнем жизни нашего народа и прочими отчетными тезисами партии и правительства к очередному съезду... пардон, к очередному посланию президента своим политтехнологам и своим средствам массовой информации.
В 2004-м вышел "Мой сводный брат Франкенштейн" Валерия Тодоровского, одна из трех-пяти честных картин последних лет, отчаянная социальная драма, не имеющая никакого так называемого светлого конца. После чего Тодоровский как продюсер запускает несколько разного сорта более-менее развлекательных проектов, но и "Последний забой" по сценарию Юрия Короткова. Поскольку пишут, что Валерий Петрович начинал разрабатывать шахтерскую тему еще в 2001-м для себя как для режиссера, то не удивительно, что его как соавтора сценария фамилия значится теперь в титрах фильма.
Сюжет обозначен в аннотациях и потому нет смысла его скрывать: трое забойщиков решают подорвать себя в шахте: старик и мужик – чтобы семьи получили компенсацию, молодой парень из-за разочарования в девушке и, соответственно, в жизни. По ходу истории к ним присоединяется инженер.
А разыгрывают историю хорошие актеры – Петр Зайченко, Сергей Гармаш, Артур Смольянинов, Нина Усатова, Алексей Горбунов, Татьяна Шкрабак и другие. Все они весьма органичны в изображении людей из народа. Однако профессиональному глазу видно и то, что называется мастерством. Оно было потребно, поскольку дебютант Сергей Бобров, прежде снимавший сериалы, – во-первых, именно что дебютант. А во-вторых, делал фильм по сути довольно сложный, но с виду – простой. Что трудно.
К чести всех авторов картины, она решена в жанре драматической комедии, а потому не содержит никакого надрыва и никакого тем более социального обличения.
Да и кого обличать? Героев, которые с окончанием советской власти рухнули из пролетарских князей в грязь? – так не их заслуга, не их вина. Почти закадровых шахтерских начальников? – так не про них речь. Верховные власти? – так шахтерский поселок, где живут герои, будто сам по себе существует, каким-то вековым (читай: советско-вековым) укладом. Он внеположен событиям в стране. Хотя на вступительных титрах и идут кадры хроники, подобранные кое в чем даже и симметрично рассказываемой истории.
Поющий, вероятно, Юра Шатунов (уж и забылось, как он выглядел), сеанс Кашпировского на стадионе, очередь в "Макдональдс" на Пушкинской площади в Москве, Маша Калинина – королева красоты, шахтеры стучат касками об асфальт, деньги с Лениным и памятник ему, повешенный на стреле крана, – это все кажется не фоном, а чем-то далеким-далеким от нашего райцентра и поселка, от оврага с узенькой речкой по дну, от неприглядного серенького пейзажа.... От этих самых обыкновенных людей, не "забытых властью", как водится, а игнорируемых ею в пароксизме, как мы хорошо знаем не из кино, собственного этой власти выживания.
А люди должны самоспасаться, как умеют. Иной раз сил не хватает и хочется принять смерть. Нет, не как матросам "Варяга", устроив героический последний парад. А как бы назло, обманув Кого-то. Как бы даже с выгодой и для семьи, и для себя, уставшего тянуть лямку будних дней, считающего гробы погибших товарищей и знающего: следующий – точно, я.... И получается так же нелепо эту смерть задумать, и так же нелепо свой план осуществить – как и жить.
Впрочем, я преувеличиваю. Ничего "смертоносного" и тем более "богооставленного" в фильме, к счастью, нет. Никаких этих высоких материй. Все очень просто, понятно и знакомо. Местами очень хорошо, кинематографично по-настоящему, без дураков. Например, совершенно проходной момент, когда один из героев привычно делает утреннюю зарядку на высоком берегу оврага и висит на турнике, будучи не в силах – или не имея воли? – подтянуться. Местами – фильм слабеет, делается чуточку банальным, выпадает за рамки общего очень естественного в этом жанре тона, очень сложной игры на границе бытовухи и черного-черного даже фарса. На границе, укрепленной напряженным ожиданием: взорвутся – не взорвутся?
При этом "Последний забой" сделан вообще без изысков. Без ярко выраженного артхауса, как в другой картине (очень условно) о рабочем классе, - в "Свободном плавании" Бориса Хлебникова (2006). Но и без той особой кинематографической яркой пошлости фильмов "о народе", которая безошибочно распознается и выдает принцип авторов "все на продажу", – как в "Свадьбе" Павла Лунгина (2000).
Между прочим, именно в "Свадьбе" уже были и безработные шахтеры, и конкурс красоты, и непременный длинный стол, уставленный выпивкой-закуской, и несчастная любовь, и попытка вырваться из провинциальной жизни.... Но там не было и кусочка той последней драмы, которая стала "полезным ископаемым" дебютного фильма Сергея Боброва. Фильма, который будто специально выпущен в прокат параллельно с "Человеком-пауком-3" и "Шреком-3", – так, чтобы его никто не увидел.
А "Свадьба" игралась-подавалась по тем временам широко. Так ведь начиналась, напомню, шумно. В Канне.
__0pog25k.jpg)
__6d2vesh.jpg)