"Белый тигр": скоро снова под танки

К 9 мая, кроме "Матча", приурочили выход новой картины  Карена Шахназарова, в основе которой повесть Ильи Бояшова "Танкист, или "Белый тигр". Скептически настроенная в последнее время к фильмам на военную тему, я не прочитала ее заранее, о чем теперь, после просмотра, сожалею. Небезынтересно узнать, что проигнорировал, а что привнес режиссер в экранизацию. Посему будем говорить лишь про увиденное на экране.

Шахназаров – персона в отечественном кино. Обладает режиссерским мышлением, в отличие от сонма иных, так сказать, его коллег, и сей факт сомнению не подлежит. Фильмография, что уже приходилось отмечать, в основном состоит из картин, рассчитанных на самую широкую аудиторию, всего пару раз в ней встречаются высказывания в параметрах откровенно авторского кино. Кроме всего прочего, Шахназаров – фигура статусная; не случайно грядущий "Кинотавр" вручит ему приз "за вклад" и устроит ретроспективу; 60-летие – повод вежливый, дело глубже. Шахназаров стал задавать некий тон и даже, в ситуации молчания Вадима Абдрашитова, мне кажется, начал постепенно передвигаться на его место в иерархии.

Тем важнее новая работа Шахназарова; она о войне – важнее в квадрате. Пласт военного кино в привычном смысле – посвященного событиям и времени Великой Отечественной или же Второй мировой – заканчивается. Во-первых, сама война в XXI веке стала другой – это террор, природные и техногенные катаклизмы. Во-вторых, живая память людей о своих отцах и дедах постепенно превращается в память о прадедах, да и большинство авторов нынешних военных картин уже не нюхали не то что пороху, к счастью, а даже и воздуха казармы (можно дискутировать, хорошо ли это).

Но поскольку государство финансирует тему, то, приходится повториться, фильмы о войне вырождаются в приключения – "экшеновые" и "спецэффектные" или любовные. Или превращаются в притчу, в сказку, эпос, в комбинацию жанров – из попытки завлечь зрителя, идейных соображений, художественных поисков, ради остранения ужаса. Славно получается или не очень – следующий вопрос, но вспомните структуру последних "Утомленных солнцем"  – "Предстояния" и "Цитадели", с их насекомыми и дрекольями против врага, и вы со мной согласитесь. Фреска с элементами "божественного пантеизма" и русского абсурда нарисована Михалковым неудачно, но движение обозначает.

В него вписывается всеми своими железными гусеницами "Белый тигр" – военный триллер с элементами мистики. Мистика не впервые приплетается к теме цвета хаки – все как-то уже позабыли выдающую картину Александра Рогожкина "Кукушка" (2002), где внезапно возникала Страна Мертвых – настолько, что зрителя брала оторопь, и многие сочли эпизод вставным, эдакой причудой автора.

В "Белом тигре" мистика и фантастика занимают две трети повествования. Вы наверняка уже знаете сюжет (сценарий написал неизменный соавтор Карена Шахназарова Александр Бородянский): обгоревший почти полностью в бою танкист физически регенерировался, но потерял память, назван Иваном Найденовым, – а взамен обрел способность чуять железного врага за версту. Чудесное умение пригодилось ему в личной борьбе с загадочной фашистской машиной, существование которой противоречит законам физики, но очевидно всем: чудовище уничтожает нашу бронетехнику, что называется, на раз.

Ивану дают улучшенный изо всей мочи Т-34, и повествование развивается как поединок между нашим танком с экипажем и фашистским монстром с неизвестно кем внутри. Режиссер создает и нагнетает зрительское напряжение по двум линиям. Первая – кто кого в данную минуту. Исход войны известен, мы не сомневаемся в финальном победном салюте, но в кино хочется переживать. Значит, от режиссера требовалось четко выстроить все эпизоды ожидания танка, его внезапного появления, боев с ним. Удалось, мне кажется, не везде: время и пространство в иные моменты малоубедительны – то танк слишком долго едет, то человек слишком далеко бежит, но, допускаю, это лишь на мой дамский взгляд. Есть и еще ряд недочетов, понижающих градус эмоции, ну да не хочется составлять калькуляцию.

Но и само наше восприятие фильма, что постепенно становится очевидно, слишком стереотипно и обманывается. Мы начинаем  смотреть картину как совершенно "прежнюю" по стилистике; таковы первые эпизоды – реалистичные, хотя и более жесткие, чем в советскую эпоху. Между прочим, хорошо видно, насколько притупилось впечатление от киноэффектов: в "Торпедоносцах" Семена Арановича (1983) мелькнувшая обгорелая рука летчика на рычаге самолета сбила мою веру в происходящее начисто, – теперь миришься с созерцанием целых обгоревших и оживающих трупов… Однако "Белый тигр" не только быстро меняет реализм на потустороннее в нарративе и в картинке, но и композиционно развивается совершено непредсказуемо – наперекор и традиционному отечественному сюжетосложению, и голливудскому канону (что есть самое интересное в картине и о чем чуть дальше).

Вторая линия, за которой, все более напрягаясь, следит зритель – идентификация героев. Живой ли человек, да не псих ли, наш Иван? И что такое этот призрачный танк-то? Шазназаров мастерски заставляет зрителя колебаться с ответом вплоть до самого конца и так и не решить наверняка. Алексей Вертков блестяще изображает не то эмоционально замороженного, не то контуженного, не то вовсе привидение. "Белый тигр" с его деликатно лишь припорошенной белым броней, двумя рядами рифленых участков спереди – не то усы топорщатся, не то морда полосатая, – безусловно, удалось одушевить (художники-постановщики Сергей Февралев, Ирина Очина). Я бы даже сказала, что это монстр, созданный человеком по образу и подобию своему.

Противостоящий ему Т-34 менее антропоморфен, что понятно: в нем сидит экипаж. Оператор Александр Кузнецов и режиссер отменно выстроили дуэль двух танков, и если волосы не становятся у зрителя дыбом, то, возможно, лишь потому, что основным устрашающим планом избран фронтальный, а не точка съемки снизу вверх для пущей монументальности. Кстати, в картине на редкость много выразительных портретов людей в профиль – эдакой рифмой к показу танков сбоку, что производит сильное впечатление.

По ходу действия с несокрушимой уверенностью я убеждена авторами, что Иван и танк – две взаимодополняемые сущности, мертвоживые существа, созданные – ну, если хотите – неким Солярисом в форме (прежде эту волю назвали бы богом войны Марсом). В кульминационные моменты парного смертельного вальсирования двух существ режиссер помещает зрителя в Т-34: "Белый тигр" смотрит и целит в камеру, следовательно, мы с ним глядим взаимно глаза в глаза. Ощущение неприятное вдвойне, поскольку с Иваном идентифицироваться трудно – у него неподвижный взор и слишком, до упрямства, уверенная речь. Он ведь слышит разговоры танков, а мы с вами – нет.

Но всего этого мало. Пока танки месят грязь на лесных опушках, фильм движется в не вполне ясную поначалу сторону, оставляя военное бытописательство и даже мистику позади. На следующем круге спирали выясняется, что речь уже идет о немецком военном духе, который воплотился в этом седом железе, убивающем под Вагнера. Еще чуть дальше – о некоем танковом боге, вероятно русском, ибо сидит он на облаке в золотом Т-34 и мечет громы-молнии.

Наконец, с эдаких простодушных небес мы падаем в потрясающий эпизод подписания акта о капитуляции – разоблачение людей, которые мнили себя и сынами немецкого духа, и богами войны; прежде всего, фельдмаршала Кейтеля (сильная в своей безусловной патриотичности сцена). В высшей степени неожиданный, эпизод формирует композицию картины потом, "задним числом", поскольку за ним следует еще более изощренно поставленный ужин Кейтеля (Кристиан Редль) с двумя другими военачальниками – новая вариация чеховской темы: люди пьют чай – а их мир рушится. Злодей прикидывается человеком: "Я впервые в жизни ем свежезамороженную клубнику со сливками", а зрители счастливы возмездием, зная, что ест – в последний разок.

Но и это не все. Под занавес картина воспаряет совсем уж в иные сферы. После Победы все такой же смурной наш танкист уверяет приставленного к нему как к феномену замначальника контрразведки майора Федотова (всегда нервно-достоверный Виталий Кищенко), что "Белый тигр" ушел в засаду и опасен хоть полвека – до тех пор, пока не окажется Иваном сожжен. А человек с характерными усиками щеточкой, сидя у камина в великолепном замке, без малейшей вины в интонациях, а даже с досадой уверяет собеседника, чье лицо затенено, что агрессия на Восток была лишь ответом на чаяния Европы, в которых она стеснялась признаваться вслух: все, мол, ненавидели евреев и боялись русских… И что война неизбежна в развитии человечества, война – это сама жизнь.

Монолог этот произнесен персонажем, исторический прототип которого покончил жизнь самоубийством, а его тело было сожжено еще до подписания акта о капитуляции. Это соображение грустно закольцовывает всю картину и словно продлевает ее в наши дни. Если Иван реинкарнировался, то почему не допустить, что идеи национал-социализма оказались неубиваемы? Ибо если германский военный дух и не сидел в фантастическом танке, то изображение свастики мы с ужасным постоянством встречаем на стенах и заборах в российских городах.

Сей факт дикий, требует действия, оттого многие загнали его в подсознанку и чувствуют дискомфорт. Возможно, задавленное моральное неудобство – вкупе с неготовностью к непривычной форме фильма о прошлой войне, – заставило немалое число людей выплеснуть в интернете свою неожиданную и какую-то даже катастрофическую ненависть к новой работе прежде уважаемого ими Карена Шахназарова. Он позволил себе в "Белом тигре" некую сложность, допустил неоднозначность, рассчитанную на работу мысли, – и публика проклинает его словом "артхаус".

Моя уверенность в том, что сложившейся нынче аудитории надобны в основном эффекты и спецэффекты а ля Голливуд теперь поколеблена. Оказывается, и они не главное. Главное – никуда не двинуться с глубоко архаичных, даже мертвых, представлений о правильном военном фильме, где буквальная линия фронта определяет все и навсегда.