"Перегон": война и мир в деталях

Любой режиссер, сделавший "Караул" (1989), "Особенности национальной охоты" (1995), "Блокпост" (1998), "Кукушку" (2002), давно слыл бы классиком в мнении народном. А имя автора Кузьмича, даже прихлебывая водку с этим самым "Кузьмичом" на этикетке (причем зимнюю и летнюю), народ не помнит. Оно и понятно: Рогожкин никогда не депутатствовал в Государственной думе, не вел телепередач и вообще не "светится"…

Он (профессиональный историк-искусствовед и художник, закончил затем ВГИК в 1982-м) пишет сценарии и ставит фильмы. С 1979 года два десятка полнометражных и короткометражных картин, плюс телесериалы. Заслуга Рогожкина в создании стиля "Улиц разбитых фонарей" поистине грандиозна: новая мифология рождена была, причем духоподъемная для нации; не случайно эти самые "Менты", ветвясь, существуют уже десять лет, хотя и, безусловно, свои позиции сдали. В этом сериале, как и в цикле про особенности национальной охоты, Рогожкину удалась и еще одна принципиальная вещь. Он создал новую команду героев-масок (последняя такая была – Трус, Балбес, Бывалый и с ними Шурик): "неформальные" защитники, а также городские мужики, жизнь живущие в любом времени, но в четком, русском, пространстве – вот кто действовал, захватывая внимание, из новеллы в новеллу, из фильма в фильм.

На этом формальные поиски и находки Рогожкина не иссякли. Именно он ввел в структуру фильма понятный героям и зрителю диалог на разных языках. В "Особенностях национальной охоты" был русский и финский, в "Кукушке" — еще и язык народа саами. Именно он в 2003-м году использовал компьютерные эффекты не ради трюка/фокуса, а для создания структурообразующего образа фильма – в короткометражке Sapiens повествование без слов ведется от имени цветка. Его картины настолько отличаются одна от другой, что чудились за ними разные авторы. Лишь теперь это ощущение постепенно уходит: мы уже предвидим данную особенность Рогожкина, узнаем его любимых актеров (часто приглашает неизвестных – становятся как минимум "заметными", а то и звездами), его фирменные "примочки" и стиль (всегда немножко ироничный), его любимые темы и обертона.

Новая работа Рогожкина абсолютно совпадает со своим создателем. Перечислю принципиальные моменты.
Это снова о войне, точнее – о людях в военной форме. Уже первый большой фильм Рогожкина "Ради нескольких строчек" (1985) посвящен Великой Отечественной, "Караул" — неуставным отношениям в армии, "Блокпост" — войне на Кавказе. "Кукушка" и проект "Дом Черчилля" (основанная на фактах история неофициальных публичных домов, организованных советскими властями для американских и английских моряков в Мурманске, Архангельске и Северодвинске; затея ушла к Алексею Учителю) опять возвращали в сороковые военные годы. "Перегон", как известно, повествует о воздушной трассе Аляска-Сибирь, по которой из США в СССР шли по ленд-лизу самолеты. И в каждой из этих картин Рогожкин, воспитанник и хранитель ленфильмовской школы в кино, представляет не "командную высоту", а человека в окопе, в солдатской казарме, "внизу". У этого автора не то что сражений — боевых-то действий никаких в кадре нет, ибо не они главное для Рогожкина, а личность.

Во-вторых, "Перегон" — опять о взаимодействии культур. Тот самый егерь Кузьмич не только легко "понимал" по-фински, но и медитировал в традиционном японском саду камней. Упомянутый же Sapiens выстроен вокруг одного из знаменитых хокку Басё: "О, сколько их на полях!/Но каждый цветет по-своему — /В этом высший подвиг цветка!" — вот она, дорогая Рогожкину философия высочайшего гуманизма. В "Кукушке" речь шла о менталитете русских, финнов и крохотного северного народа саами, выражаемом, что очень важно, еще и в мужском/женском проявлении. Теперь, в "Перегоне", на маленьком чукотском аэродроме сведены русские, американцы и опять-таки северные люди — чукчи (речь звучит на трех языках). Сам Рогожкин формулирует: "две структуры, отягощенные духовной и технической культурой" соответственно, а также "то, что воспринимается как этнос, как исходное начало бытия нашего".

В-третьих, новый фильм — опять эксперимент. Рогожкин сделал кинороман. Впервые для себя. Но эта форма прочно забыта и всем нашим кинематографом, отдана телесериалам в виде экранизаций. В "нормальном" киноромане обязательны серьезная тема, глубокая мысль, изрядное количество полноценных персонажей и нетривиальных перипетий, достаточно протяженное время действия. Лучшие телеэкранизации последней пары лет этим требованиям отвечают (здесь молчим о переносе на экран дамской литературы, детективов, псевдоисторических сказок и тому подобного мягкообложечного чтива). А вот "новые русские блокбастеры" никак не дотягивают до романного уровня: задача заработать, развлекая, в ответе сулит рождение более-менее монстров, а не людей, что закономерно. Неважно пока получается, о чем мы уже не раз говорили, и с патриотическими полотнами – все ложь да ложь…

Но есть вещи, малодоступные или вовсе не доступные телероману (он строится так, чтобы можно было не утерять действие даже не глядя на экране, а только слушая диалоги, – например, удалившись за бутербродом в кухню), но принципиальные в кино (фильм – звукозрительное единство, не терпящее ни малейшего отвлечения). Это пейзаж. И это работа детали. На домашнем экране, понятно, с этим не развернешься.

Что же мы видим в "Перегоне"? – Безусловный кинороман по всем перечисленным параметрам. Психологически все достоверно и тонко. Убедительно точно в исторических, технических, этнографических и прочих аспектах – по крайней мере, на взгляд неспециалиста. Виртуозно и плотно выстроено описание далекого транзитного аэродрома военно-сталинской поры — да еще с криминально-детективной линией, возникающей, как и положено в романе, будто невзначай, "по жизни", а не по привычным шаблонам кино.

Не по киноматрицам занимают место в сюжете и персонажи. Их очень условно поделим на центральных (Комендант Алексея Серебрякова, Начальник аэродрома Даниила Страхова, Политрук Юрия Ицкова, Повар Юрия Орлова, Библиотекарша Анастасии Немоляевой, Подавальщица в столовой Светланы Строгановой), значимых "вторых" (Следователь Кирилла Ульянова, Доктор Евгения Качалова и другие), окружение (чукчи, прежде всего – Алексей Петров в роли Василия, советские пилоты и американские летчики и летчицы, обслуга самолетов, особисты и прочие) — и скажем, что актерские работы очень хороши, прежде всего — у Орлова, Ульянова, Серебрякова и Ицкова, а Строганова – просто открытие. Время, отведенное каждому персонажу, иной раз не соразмерно его значению в интриге, что сбивает зрителя, настроенного на привычное. Но вовсе не интрига как таковая важна автору. Общий паззл сложится в финале – будет и ответ на сакраментальный вопрос "Кто стрелял?", проявится и смысл всего фильма. И то, и другое станет неожиданностью для зрителя – не с кондачка дается внутренняя логика повествования и общий смысл.

Половину которого Рогожкин загнал именно в значимые детали. Часть публики – ушибленная, увы, спецэффектами — разучилась их считывать с экрана. Скажем, в первом же кадре чукча охотится на какого-то морского зверя, спугиваемого самолетами. Чукча в самодельных очках от солнца: просто две прорези в дощечке с вырезом для носа. Когда через час с лишним другой чукча попросит американца привезти солнцезащитные очки, мало кто вспомнит начало фильма. А эти самопальные очки, как и все снаряжение охотника, как и забавно-умная табуретка на веревочке у третьего чукчи, да и множество иных подобных штучек, ненавязчиво придают подлинный объем истории союзничества в годы Второй мировой. Подумайте чуточку, соотнесите поведение воюющих народов, забывших о природе своей, с поведением и навыками тех, кто каждодневно в согласии с природой существует, — крупнее, иначе станет очевиден абсурд войны. Тот самый абсурд, который научились передавать многие фильмы, — виртуозно даже, однако ж не выходя за рамки европоцентричной цивилизации и соответствующей системы координат.

Все это и довольно сложно, и весьма объемно. Под силу большому роману. Который бы нация читала с детства, знала, а потом режиссер экранизировал бы его дух, вынужденно ограничив себя в "букве" – и все были бы счастливы. Ну как Сергей Бондарчук экранизировал "Войну и мир" (1965/67) – четыре двухсерийных фильма. Или как Андрей Кончаловский, правда, уже без литературного источника, делал "Сибириаду" (1978) — в четырех же частях. А у Рогожкина всего 140 минут. Короче невозможно без потери смысла, длиннее нельзя – зритель не усидит. И так слишком много кажется действия и характеров; даже мне ощутимо не хватило воздуха, объема, того самого "пейзажа". Из необязательного, всегда украшающего фильм, — лишь один будто клип: через час с четвертью вдруг летящие самолеты "рифмуются" фокстротом, и зритель может вздохнуть-перевести дух.
Но и сериал был бы невозможен, поскольку, повторю, "Перегон" на деталях строится и непривычны сейчас столь серьезные телеработы. Да и самого романа, напомню, нет.

В итоге картина нравится тем, кто не требует от кино привычной жесткой голливудской сюжетной схемы, кто плывет по прихотливому течению фильма, не стараясь ничего угадывать или ожидать. Кто доверяет автору – а это именно авторский кинематограф, как бы он ни мимикрировал под жанровый. Мир на экране выстроен блестяще, он целен и самодостаточен. Режиссер еще раз подтверждает свое мастерство. Пройдет некоторое время, и настоящая большая форма — кинороман, эпопея, эпос -  вернутся в отечественное кино, ибо любимы зрителем. Не все же сиквелами баловаться. Тогда постараемся не забыть Александра Рогожкина, нашего тихого классика.

Где посмотреть в Краснодаре