Николай II в исторической памяти кубанского казачества

Внимание отечественной исторической науки сегодня нередко привлекают проблемы, связанные с духовной жизнью ушедших эпох, с так называемыми “ментальностями”, или “картинами мира”. В этом контексте изучение народных представлений о государственной власти, о том, какой она должна быть и какой является в реальности - задача первостепенной важности (16, с.3). Крупнейшие заслуги здесь принадлежат французской исторической науке в лице так называемой школы “Анналов”(3). Последние десятилетия отмечены глубоким итересом к проблеме сакрализации монарха и формирования его образа в народных исторических представлениях и среди наших соотечественников (8,16, 19, 20, 27 и др.). В данной статье сделана попытка рассмотреть отношение к последнему государю из династии Романовых Николаю II на материалах исторической картины мира кубанского казачества. Публиация подготовлена при финансовой поддержке РГНФ проекта №03-01-00644 а/Ю.

В исторических представлениях русского народа монарх является сакральной ценностью высочайшего значения, уступающей только Богу. Советские историки немало писали о “царистких” иллюзиях, “наивном монархизме” русских крестьян. Причина таких представлений виделась им в безвольной вере в доброго царя апатичной, невежественной массы. Подобный взгляд, распространённый и в наши дни, отличается не только идеологической заданностью. Его заблуждение в том, что в расчёт не принимается главная составляющая: в основе монархизма, как проявления народного сознания лежало, прежде всего, восприятие царя как помазанника Божия. Народ передавал свою волю во власть воли Высшей, которая наделяла властью монарха. Но при этом и сам царь осуществлял государственное послушание, отрекаясь от личной воли (8, с.438-439).

Монархизм казаков, по мнению ряда исследователей, представляя вариант народного монархизма, обладал существенной спецификой. Так, он не исключал более или менее длительного сосуществования государства и автономных казачьих сообществ, отдельных случаев расхождения казачьих интересов с интересами государства. Особое пограничное положение, отдалённость от центра, формировали в сознании казачества устойчивую оппозицию “власть близкая-власть далёкая”(7, с.120, 122).

Тем не менее, и для казаков  XVIII - XIX в. монарх - общий отец всех подданных, всех православных, высший покровитель и благодетель (19, с.201). Об этом красноречиво свидетельствуют эпитеты, которыми казаки снабжают царя в песнях: “Батюшка”, “Наш отец”, “Отец общий”, “Православный царь”, “Белый царь”,“Ты, батюшка, земной Бог”, “Царь наш, русский, праовславный”, “Ах ты наш надёжа, благоверный царь”, “Наш надежда православный царь”. Несмотря на размывание на рубеже XIX-ХХ столетий традиционных воззрений на верховную власть память о Николае II опиралась на православную традицию (4, с.90). Н.Г.Бородачёв из ст. Сторожевой говорил нам, что казаки “Его (царя, - О.М.) чуть ли не Господом считали, верно служили исключительно”(33). М.Блок полагал, что воззрения о сакральном характере монархической власти, пришедшие из Средневековья, и в Новое время не утратили своей силы. Напротив, весь тот богатейший пласт народных представлений, “которому монархи были обязаны большей частью своего нравственного влияния, постоянно расширялся”(3, с.370). Казак ст. Новопокровской Андрей Гордышев в своём бесхитростном “стишке” “О трёх царях” писал о восшествии на престол Николая II: “После манифеста узники встретились прямо за церквой; просили священников молебны служить за здравие Батюшки Царя своего. Вот тут-то  Великим назвали его. Людское оглашенье Божий глас всегда. Теперь Царю мы ожидаем Божие помазание, 14 -го мая буде коронование. Ещё милости прийдёт, с вышнего покрова Бог ему пошлёт”(31, л.62 об.).

В наши дни политологи и публицисты применяют понятие “харизма” почти без разбору ко всякого рода лидерам, тем самым выхолащивая его изначальное содержание. Обращаясь к народным представлениям о сакральном характере монархической власти, мы можем восстановить более глубокий смысл харизмы (10, с.672). Ею были отмечены лишь те личности, которые обладали гносеологическими привилегиями, подтверждёнными и санкционированными церковью. Их харизма не была индивидуальной и не зависела от качеств обладавшего ею лица. Каков бы ни был тот или иной монарх, его деятельность определялась происхождением и церковным помазанием (10, с.672). Ставя монарха в полную зависимость от Бога, народ в царе призывал Божью волю для верховного устройства земных дел, предоставляя ему для этого всю безграничность власти: “Суд царёв, а правда Божия”, “Никто против Бога, да против царя”, “Царь от Бога пристав”(25, с.250).

Особенно сильны были такие представления в среде казаков Собственного Его императорского величества конвоя. Гвардейцы занимали в народном сознании то пространство, в котором происходило единение царя и народа (17, с.205). А.И.Матухнов рассказывал Т.М.Лобовой: “Почему самой почётной для казака была служба в Конвое - личной охране царя? Почему верой и правдой служили ему наши предки? Да потому, что вся жизнь царской семьи была у них перед глазами. Конвойцы постоянно были с царём и его семьёй. Днём и ночью несли караул. Они имели верное представление о нём самом - Помазаннике Божием и об окружении. Велик был пример и авторитет царя-батюшки”(15, с.5). Как святыни до сегодняшнего дня в некоторых станицах ещё берегут гвардейские сундуки, конвойские знаки, царские подарки, иконы, пасхальные яйца, серебряные часы и чарочки. П.М.Косилов из ст. Григориполисской рассказывал: “У нас Болдырев дед, служил отец (его, - О.М.) при царе и сейчас у них ещё осталося... Царь в день Рождества всем своим слугам дарил иконы. Громадная икона у них стоит [...] Он в революцию уже погиб, сам Болдырь. А бабка долго жила. А эти, ну, похоже, из заграницы. Они чёрт её знает, дюже дорого. И она не отдала. И так она и сейчас. Вот такие вот. Они сидят: жана, две дочери, карточка, и он - Николай Второй”(36).

Весьма показательно в этом отрывке описание портрета царской семьи вместе с царской иконой. Образ царя был в сознании казаков государственным символом страны, воплотившем в себе национальную и религиозную идентичность (4, с.87). Бескорыстное служение Романовых России в народной картине мира давало примеры жертвования на благо страны. Вот что, например, писали в своём приговоре жители станицы Поповической в 1912 году: “Наступающий 1913 год является радостным событием в истории Русского Царства: в этом году наступит трёхсотлетие Русского Царствующего Дома. Испытывая глубокую радость по поводу наступающего Юбилейного праздника, мы и всё казачье население нашей станицы, преисполненные чувством любви к дорогой Родине и безпредельной преданности обожаемому монарху и движимые истинным желанием ознаменовать это радостное для всего русского народа событие открытием на наши средства стипендий в высших учебных заведениях, единогласно постановили [...] просить ходатайство о разрешении в память 300 летия царствования Дома Романовых наименовать эти стипендии Царскими Романовскими”(23).

По словам В.В.Лихолитова из ст. Исправной, казаки очень “любылы” царя (32). Н.Г.Бородачёв из ст. Сторожевой пояснял причину такой любви: “Потому, шо царь создал условия жизни для них (кубанских казаков, - О.М.). Они здесь имели все права и, притом, наделы земли достаточные. И казаки относились к нему очень доброжелательно, потому шо он дал им такую волю, такие права все, как не благодарить его”(33). Само назначение казачьего сословия мыслилось как особенное служение царю и Богу, а само сословие как форма общего для всех христиан дела - спасения души (4, с.92). На Кубани говорили: “На тэ козак народэвся, шоб Богу и царю сгодывся”(6, с.339). И.Я.Самойленко из ст. Батуринской пояснял нам, что в годы советской власти “в первую очередь казаков притесняли, потому, шо козак стоял за царя и Отечество”(40). Н.Г.Бородачёв рассказывал, что его отца “брали, арестовывали восемь раз. Причина та, шо он при дворце царя был [...]. Возьмут, а вины нет. Опять приедет. Опять побудет, опять арестовывают”(33).

Возвышая монарха, казаки-конвойцы в то же время ценили простоту и обходительность Николая II. “Он был простой и доступный, - вспоминал казак ст. Новоминской Т.К.Ящик (29, с.84). Казак ст. Ладожской Востриков, вспоминая о службе при царском дворе, “не раз рассказывал своим соседям о встречах с царём, который не раз вёл разговоры с кубанскими казаками и лично с ним. Востриков утверждал, что царь был простым, скромным и душевным человеком”(11, с.73). Весьма значимым для казаков был тот факт, что царь ценил народное мнение. Т.К.Ящик вспоминал: “Императору поступали подробные сообщения из мест бедствия, где многие засеянные пшеницей поля и дома оказались под водой. Необходимо было узнать мнение простых людей о случившемся, поэтому царь спросил, не получал ли я писем из дома. Я рассказал обо всём, что мне написали, император выслушал всё с большим интересом. Очевидно ему хотелось знать, насколько правдивы были официальные донесения. Таков был наш император”(29, с.84). Простота в быту и поведение царя-труженика наряду с его верностью православным ценностям делала его особенно привлекательным в народных представлениях (8, с.476). В народной картине царь вполне может даже выдать свою дочку замуж за храброго казака. П.Е.Придиус зафиксировал в своё время рассказы старожилов ст. Бесстрашной о конвойце Иване Винникове и привёл их в документальной повести “Две жизни казака Тимофея Винникова”: “На другом крае станицы подвыпивший казак божился перед друзьями: “Царь Николай, знаете, запросто с Иваном корешевал. Ну, вот как я с вами...”

- Пойди, кум, проспись.

- Говорю, корешевал, значит, знаю. Хотите, завтра у Винниковых сами увидите карточку: стоит Иван в обнимку с царём, обы лыбятся, куда там, довольные.

- Да что ж, ядрёна мать, с каждым казаком царь снимался, што ли?

- Может, и не с кажным, но тут, братцы, маленький секрет: царь хотел выдать за Ивана замуж царевну, ну, дочку свою, их у него там штук десять, как не больше.

- Ну, и за чем остановка?

- Вот дурья голова - “за чем?” Иван прямо сказал царю: “Я уже женат, Ваше Величество, а от живой жены у нас, у казаков, грех прятаться. Меня в моей Бесстрашной дожидается Фрося, а с нею четверо деток”.

Тем не менее, по законам народной истории, Николай II награждает казака: “Царь неволить Ивана с женитьбой, понятно не стал, он же нашего, казачьего роду, тоже умный, даже похвалил Винника за верность, значит, супружицкую, велел выдать на каждого дитёнка по гостинцу, а Апроксинье Лексевне сама царица отложила новёхонькое постельное бельё, льняное, аж хрустит... А самому Ивану царь с царицей надарили казацкой формы - поглядеть любо-дорого”(21, с.101-102).

Подобно тому, как мир-макрокосм управляется Богом, а человеческое тело-микрокосм - душою, так и политическим телом в народной картине мира управлял монарх, отношение которго к подданным можно уподобить отношению головы к членам (9, с.147). В народных представлениях отношения государя и казаков - это патриархальные отношения “батюшки” и его “детей”(19, с.202). С.А.Голованова справедливо указывает, что казачьему монархизму был присущ оттенок патернализма (7, с.120). В песне хутора Кубанского Николай II, призывающий помочь осаждённому Порт-Артуру, обращается к казакам “мои дети”: “По-ста-райтесь, мои де-ти, / о-и, Артур-го-род на-зад взя-т(и)”(12, с.13). Патерналисткие доверительные отношения подкреплялись назначением наследника Цесаревича атаманом всех казачьих войск (24, с.217). Не случайно среди запрещённых в тридцатые годы властями песен, как вспоминал А.Н.Бондарев, выделялась та, в которой “были слова: “Наследнику Алексею от всех казачьих войск привет”(41).

В нарисованном народным сознанием портрете императора конечно же были и тёмные мазки, ибо нет ничего совершенного. Их рисуют прежде всего данные полицейских донесений, являющихся прекрасным источником для изучения народных слухов и представлений. Так, 7 марта 1905 г. вахмистр ст. Николаевской П.Е.Бекетов сообщал, что “нестроевой старшего разряда Василий Иванович Арканников при разговоре высказывался: “Зачем идти на войну, был бы интерес, один какой-нибудь негодяй открыл войну, а нас гонят, зачем и для чего удовольствия, теперь бунтуют гимназии...училища”(30, л.6). Казак ст. Конеловской А.Д.Индыго показывал на своего станичника Антона Тимофеевича Сынтюка в августе 1905 г., что тот обругал намеревавшихся идти на войну урядника Пасевича и бомбардира Сасык дураками, “ругнул площадными словами”, что “они идут, я не пошёл бы”. На вопрос Индыго, почему он не пошёл бы, он сказал: “Я мать его так, Государя Императора, раз завив войну, сам ныхай и кончае”, и он долго ругал правительство и всех, кто ему служит”(30, л.35). Все эти свидетельства относятся уже к 1905 году, когда Первая русская ревролюция внесла сильный перелом в сознание. Наличие таких настроений несомненно, но показателен и факт доносов на своих станичников-радикалов казаками, обычно не любившими выносить сор из хаты.

Советскими историками было немало написано о революционных выступлениях армейских и казачьих частей в этот период. Но в отношении казачьих подразделений ими были сделаны любопытные выводы. Один из самых авторитетных кубанских исследователей Б.А.Трёхбратов, досконально изучавший документы о восстании 2-го Урупского полка и 14, 15 и 17 пластунских батальонов, обратил внимание на следующее обстоятельство. “Требования пластунов, - пишет историк, - были пропитаны наивно-монархическими иллюзиями”(26, с.49). Пластуны заявляли, что “царь, вероятно, ничего не знает об их призыве на службу и что собраны они для охраны купцов, на средства которых и содержатся”(26, с.40). Воззвание урупцев “Ко всем гражданам России!” показывает, что “казаками ещё не была изжита вера в “царя-батюшку”, который манифестом 17 октября дал якобы “всему народу свободу, а начальство хочет отнять свободу назад”(26, с.86).

Б.А.Трёхбратов по традиции, сложившейся в советской исторической науке, называет такие представления казаков “наивно-монархическими иллюзиями”. Нам представляется, что наивность подобных представлений относительна, а казачий монархизм имеет вполне реальные основания. Это, в том числе, - отделение царя от сановников, бюрократии (даже противопоставление их) и своеобразная идеализация монарха (19, с.203).

Писатель В.Г.Короленко, побывавший у уральцев, в путевых очерках “У казаков” воспроизвёл разговор с ними на “политическую тему”: 

- Да ведь верховная власть это и есть государь, - заметил писатель.

- Государь император - особо. А верховная власть - высшее начальство... Нет... Знаем мы... Учёны..., - отвечает казак.

Короленко в связи с этим делает вывод: “Таково это степное верноподданство. Оно решительно отделяет царя от реальной власти, идеализирует его, но вместе превращает в отвлечённость. И затем противится реальной власти во имя этой мифической силы...”(14, с.84).

Если либеральная интеллигенция присвоила Николаю II эпитет “Кровавый”, то в сознании кубанцев он, напротив, выступал милостивым монархом. Отпускание грехов, входящее в обязанность священников, являлось одним из источников скарализации монарха в народной картине мира (3, с.310). В изображении А.И.Гордышева Николай II “заточённых каторжников, сибирцев, томцев, омцев и вятцев сыльных 3-ю часть простил. Со всех тюремных замков, городов и сёл по суду приговорённых в лёхких наказаниях всех поотменял. Много чинов военных и гражданских право возвратил. Так царь убирался в церковь и к венцу, всё проще подробно думал думку свою и пошёл всем честью, в добрый час ему. Возвращаясь из церкви шли оба Величества. А матушка царица ждёт своих детей, но вдруг показались на головах Венцы. Идут её дети, первые птенцы, во дворец спеши, народ ожидат; манифест подпиши. Николай II много людей вразумил, много узников простил”(31, л.62-62 об.).

В то же время монарх предстаёт в народном сохзнании источником силы и казачьей славы: “Близ царя - близ чести”(25, с.252). Если для либеральной общественности принятие Николаем II звания Верховного главнокомандующего русской армией в августе 1915 г. воспринималось как нелепость и склонялось на все лады, то для народного восприятия этот факт имел огромное значение. Е.Е.Алферьев отмечал, что “в армии принятие Государем Верховного командования было принято восторженно”(2, с.107). Историк русской армии А.А.Керсновский считал, что “это было единственным выходом из создавшейся обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением - их надлежало срочно заменить. А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь”(13, с.306).

Личное присутствие царя на фронте, благословение им русских войск на кровавый бой сближало Николая II с идеалом христианского монарха, который сложился в народных представлениях издревле. Так в отрывке “Песни о Роланде”, в котором Карл Великий своей правой рукой благословляет полки на битву с эмиром Балиганом, французский историк М.Блок видит  красноречивое выражение веры в сакральную силу королевского благословения (3, с.310). Н.Г.Бородачёв вспоминал рассказ своего дяди, участника Первой мировой войны: “Приезжал на тот фронт царь Николай Второй с своим наследником [...]. В белой черкеске наследник. И царь тоже в белой. И как выстроит нас! Это его дословные слова (дяди, - О.М.). “Здравия желаю, казаки!” А мы, казаки “Здравия желаем Ваше Высокородие!” - как гаркнули!”(33). А.Н.Бондарев привёл воспоминания своего отца, который видел “царя и Алексея”: “Был на передовой с Алексеем. Прямо на передовой линии. Николай Второй находился с Алексеем. Ему (Алексею, - О.М.) тогда было четырнадцать лет. Он разговаривал с казаками. Казаки ж его охраняли”(41). Сравним эти народные свидетельства с сообщением очевидца. Он так описывал встречу Николая II с кубанскими казаками:

“ - Здорово, славные кубанцы!  донеслось до нашего слуха приветствие царя. И громовым эхом, восторженным вихрем и бурей отдалось по рядам общим кличем:

- Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!

Тысячи глаз устремились и влились в него, как будто желали навсегда, навеки запечатлеть в себе Этот образ, Это царственное лицо своего любимого Вождя.

Раздалась команда построиться по-полусотенно к церемониальному маршу. Опять трепещит радостно сердце, опять значит предстоит счастье быть в непосредственной близости от царя.

Стройными рядами проходили кубанцы мимо Государя Императора, получая от него драгоценное Царское “спасибо за боевую славную службу”. Весело и радостно светились лица казаков и молодцевато неслись дружные ответы:

- Рады стараться, Ваше Императорское Величество!

Когда кончился церемониальный марш, нас вновь перестроили, и вот вновь приблизился к нам наш Царь, обратившийся к нам с речью, слова которой навеки запечатлелись в сердце каждого слушавшего.

- Дорогие кубанцы, надеюсь, что и вы послужите мне и родине так, как служили ваши предки, надеюсь, что и впредь до последнего вы будете такие же герои, какими вы были до этого” (1, с.76).

Не отсутствие тех или иных качеств, необходимых для Верховного главнокомандующего, на которые хором указывали разоблачители монархии, было важным для народного сознания, а само нахождение царя среди войск. Недаром Е.Е.Алферьев отмечал, что “своим присутствием в эпицентре грандиозных событий Он вернул своей армии духовную силу для борьбы с внешним врагом. Та же духовная сила захватила и народные массы, возродила веру в победу и волю к труду по вооружению армии”(2, с.109).

Нам удалось в 1998 г. в ст. Кардоникской застать в живых участника Первой мировой войны М.Я,Могильного. Он рассказывал: “Николай выезжал (на фронт, - О.М.). Солдаты ж началы бунтовать. Да оно то тяжело было, оно всем нелегко было. Ну, оно и не надо было бунтовать. Що, мы, мол, война идёть четыре года, а он выезжал на хронт и : “дети мои! Потерпите ещё!” Уже война заканчивалася, уже побеждали. “Потерпите!”. А они говорять: “Сколько терпеть?”. Четыре года, кагда этому конец? Гниём в окопах, да бьють нас. Када, на чёрта она сдалась, война!”. Солдаты началы. А он уговаривал. “Мы даже земли немаем!” “Всем землю нарежу, всех одарю и больше воевать не будут, и дети ваши не будут. А намёк такой был, если б не переворот, значит намечено было, уже и другие державы [...]. Будет Белый царь называться, русский царь [...]. Ну, а так разговор был, шо у нас Белый царь будить и воевать на нас никто не будет уже”(34). В изложении Макара Яковлевича показан не только царь, вдохновлящий войска, но и дана своеобразная народная философия истории, возможная альтернатива развития событий (“Если б не переворот”). Сотенный фельдшер 5-й кавказской дивизии И.Я.Прийма, ряд стихотворений которого стали кубанскими народными песнями, так отразил подобные настроения: “Мы повернули к Ефрату гремучему: / “Скоро ли кончится эта война?... / Все уж истерзаны, все уж измучены, / Всем надоела уж очень она. / Мы схоронили немало товарищей, / Нам уж невесело - ноют сердца, / А не объятно великим лишениям / Нет  до сих пор и не видно конца. / Много истрачено сил, напряжения, / Кровь же всё льётся, а время летит... / Скоро ль конец этим страшным сражениям? / Долго ли будем тебя мы мутить?!” /  “Скоро, ответил Ефрат нам торжественно, / Скоро уж кончится эта война, / Кончатся скоро труды ваши тяжкие, / Скоро вас встретит родная страна. / Вы здесь не даром так долго сражаетесь / И не напрасно несёте труды. / Вы ведь к победе своей приближаетесь / И далеко, далеко от беды: / Ваши враги все в толпе беспорядочной, / Силы исчерпаны ими до дна / В дали таинственной, в дали загадочной / Ваша победа над ними видна! / Сразу забыли мы наши лишения, / Тяжести все те, что каждый сносил / И понеслись мы навстречу опасностям / С новым запасом терпенья и сил” (22, с.207-208). Как созвучны эти переживания патриотов России известным  словам Уинстона Черчилля, бывшего английским военным министром в период Первой мировой войны: “Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Её корабль пошёл ко дну, когда гавань была на виду. Она уже претерпела бурю, когда всё обрушилось. Все жертвы были принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побеждён; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабжённая армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак флотом. Кроме того, - никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжёлым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своём фронте; иными словами - держаться; вот всё, что стояло между Россией и плодами общей победы”(цит. по: 2, с.111).

В литературе сложилась точка зрения, согласно которой “основная масса казачества отнеслась  сочувственно  или  равнодушно к  свержению Николая II “(28, с.176). Большинство конвойцев, как отмечает Н.Д.Плотников, отречение царя восприняли как катастрофу. Тем не менее Временному правительству присягнули все”(18, с.67).

Нам представляется, что “равнодушие” к судьбе Николая II определяли не только усталость от войны, нежелание выполнять полицейские функции, обострение социальных противоречий и т.п., но и слом имперского сознания казачьего служилого сословия, произошедший после отречения императора. Вынужденный отказ Николая II от власти означал не только падение самодержавия в России, но и крушение модели мира народных представлений, на вершине котрой находился монарх, развенчание идеалов государственного служения и отречения от личной воли. Для понимания служилой психологии очень показательны размышления русского военного атташе во Франции полковника графа А.А.Игнатьева, когда он встал перед необходимостью издать приказ по вверенному ему управлению о признании высшей властью в России Временного правительства. Составив приказ, он долго не мог решиться подписать его. “Что же ещё меня удерживает от подписания приказа, знаменующего моё вступление в ряды тех, кто сверг царя с престола? И в эту минуту какой-то внутренний голос, который я не в силах был заглушить, помог разгадать загадку: “А “присяга”?.. Офицерская присяга? Ты забыл про неё? Про кавалергардский штандарт, перед которым ты её приносил, поклявшись защищать “царя и отечество” “до последней капли крови”. Отдавая приказ, ты не только её сам нарушишь, но потребуешь нарушить её от своих подчинённых. Стало страшно, хотелось порвать всё написанное... Но сам-то царь... Он нарушил клятву, данную в моём присутствии под древними сводами Успенского собора при короновании. Русский царь “отрекаться” не может... Николай II своим отречением сам освобождает меня от данной ему присяги, и какой скверный пример подаёт он нам, военным!”(цит. по : 5, с.287). Такие соображения определяли тогда позицию всех служилых людей России.

Вместе с тем, монархические представления ещё долго были присущи менталитету кубанского казачества, особенно после того, как революционные иллюзии были изжиты и “диктатура пролетариата” показала своё истинное лицо в отношении системы ценностей казаков. С.Е.Дамницкий рассказывал нам о “бабьем бунте” в ст. Мингрельской: “Цэ в тридцать втором гаду... Ближе к базару, там почта была. Бабы собыралось [...] Ну, вот, дайты нам царя, крычалы. Царя... Як далы царя! Взялы, да плёток. Щас, мы вам дадим царя! Женско восстание, мужиков ны було. Отведут в совет, дадут плёток”(38).

Официальные разоблачительные оценки Николая II как слабовольного, неумного и т.п. монарха, вызывали подсознательный протест. Г.М.Москаленко из ст. Переяславской вспоминал: “Бабка говорит, при царю и пожили немножко. Каже, “Был царь Мыкола дурачок, так на базаре кобыла стоила пятачок!” Бабка говорит, шо при Николае и пожили казачество, уже чуть пожила”(39). И.Я.Самойленко из ст. Батуринской говорил нам, что с уважением к царю “не только козаки относылыся, но люди, это только кажуть: “Да царь, цэ - Иванушка-дурачок”. Цэ ж только в книжках пысалося - наверное, Иванушка-дурачок. Люди умни булы, люди очень умни. Як подумаешь, як оно всё було, сам себе прикинешь: “Вот, всё-таки держали ж страну и держали страну у порядке, не как-ныбудь же ж там, шалтай-болтай”(40).

Убийство Николая II и его семь воспринималось кубанскими казаками как преступление коммунистов, инициатива которого исходила от руководства партии. А.П.Ткаченко из ст. Кардоникской говорил нам: “Када началась революция, были Ленин и Сталин, это были уже, как они советовали. Так  этого, царя убили. Эта власть, советская власть, Ленин и Сталин командовали этим. А кто там убивал, они командовали”(35).

Во все годы советской власти в народе тайно сохранялось почитание царя-мученика. Б.Н.Ельцин пишет в мемуарах, что партийное решение о сносе дома Ипатьевых основывалось на том, что дом стал объектом почитания: “К дому, где расстреляли царя, люди ходили всегда. Приезжали посмотреть на него даже из других городов... по каким-то линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьева пошла в Москву”(цит. по: 8, с.458)

В ст. Темнолесской местный старожил Николай Титович Агеев, 1920 г.р., поделился с нами своими размышлениями о царских останках. Свои мысли он изложил в стихах. Николай Титович имел образование лишь насколько классов, но как он нам сказал, “всё, што написано, касается лично меня, я не фантазию какую-то делаю”. Вот эти бесхитростные строчки: “Церковь служит и трезвонит, / Людям новость говоря: / “Россия-матушка хоронит / Кости сгнившего царя”. / Оплевали, оскорбили, / Гроб внесли в роскошный зал / Шо забыто, отслужили. / Президент наш речь держал. / Сказал он коротко и ясно: / “Никому не стану врать!” / Было ясно, шо напрасно / Им пришлось так умирать. / Он, конешно, волновался, / Выступая против свех / Он от вины не отделялся / И делил её на всех. / Хоронили их навечно, / То любя, то не любя / Президент винил, конечно, / Коммунистов и себя. / Люди больше все сбирались / У гробу и во дворе, / И теперь не сомневались / В страшной правде о царе. / Но молились только гости, / Наши нехристи стоят, / И глядят, как на помосте / Кости царские лежат. / Почти век людей стреляли, / И после гибели Его. / Скольки их - их не считали, / И не жалели никого. / Скольки их в земле зарыто / Посчитать никто не мог, / Оскорблённых и забытых, / Знает только один Бог. / Их судили и стреляли / Без какой нибудь вины / День и ночь уничтожали / Без объявленной вины”(37).

Подведём итоги. Облик последнего русского императора Николая II в исторической картине мира кубанского казачества написан различными тонами, но преобладающими выступают воплощения образа православной государственности. Воинский призыв “За Веру, Царя и Отечество” отвечал довольно прочным народным воззрениям. Сакральному характеру представлений о царской власти были подчинены и такие значимые для народного сознания качества Николая II как простота и обходительность в быту, милосердие, разделение вместе с страной всех тягот войны, ритуал благословения царём войск. Казачий монархизм проявлялся даже в годы глубоких социальных потрясений и слома сакральных ценностей. Традиционная линия идеализации царя соседствовала с социально-утопическими устремлениями, воплощавшимися в образе государя ожидаемого, противопоставленного образу чиновной бюрократии. Падение самодержавия в народной картине мира совпадает по времени с крахом православной России и Золотого века казачества, народных надежд и устремлений.

Примечания

1. Алёхин I.Р. Государь Император среди кубанцев // Сборник славы кубанцев (Кубанцы в великую войну 1914-15-16 г.г.). Повести, рассказы, стихотворения, статьи, письма и заметки. Екатеринодар, 1916.

2. Алферьев Е.Е. Император Николай II как человек сильной воли. Материалы для составления Жития Св. Благочестивейшего Царя-Мученика Николая Великаго Страстотерпца. Свято-Троицкий монастырь Джорданвиль, Н.I., 1983.

3. Блок М. Короли-чудотворцы: Очерки представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии. Перев. с фр. В.А.Мелькиной. М., 1998.

4. Буганов А.В. Историческая личность в сознании русского народа ХIX столетия // Исторический вестник. Москва - воронеж, 2001. №2-3.

5. Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993.

6. Волкострел Т.М. Пословицы и поговорки Кубани (исторический и этнический аспекты) // Освоение Кубани казачеством: Вопросы истории и культуры. Краснодар, 2002.

7. Голованова С.А. Региональные группы казачества Юга России: Опыт системного анализа. Армавир, 2001.

8. Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа М., 2000.

9. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

10. Гуревич А.Я. Послесловие // Блок М. Короли-чудотворцы: Очерки представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии. Перев. с фр. В.А.Мелькиной. М., 1998.

11. Дергунов Ф.С. История станицы Ладожской. Краснодар, 2000.

12. Капаев В.А. Песни хутора Кубанский. Вып.1. М., 1997.

13. Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994. Т.3.

14. Короленко В.Г. У казаков. Из летней поездки на Урал. Челябинск, 1983.

15. Лобова Т.М. Рождены для службы царской. Пятигорск, 2001.

16. Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000.

17. Матвеев О.В. Статутные и военно-профессиональные группы в исторических представлениях кубанского казачества // Информационно-аналитический вестник Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований. Вып.5. Майкоп, 2002.

18. Плотников Н.Д. Собственный Его Величества конвой // Военно-исторический журнал. 1991. №5.

19. Побережников И.В. Казачий монархизм (по материалам фольклора казаков XVIII-XIX вв.) // Казачество в истории России. Краснодар, 1993.

20. Польская С.А. Сакральность королевской власти во Франции середины XVIII-XV вв.: церемониальный и символический аспекты проблемы. Автореф....дисс... канд ист. наук. Ставрополь, 1999.

21. Придиус П.Е. Просто русские... Краснодар, 2002.

22. Прийма И. Разговор с Ефратом // Сборник славы кубанцев (Кубанцы в великую войну 1914-15-16 г.г.). Повести, рассказы, стихотворения, статьи, письма и заметки. Екатеринодар, 1916.

23. Станица Поповическая. Приговор №153 18 декабря 1912 г. // Кубанский казачий листок. 1912. №321.

24. Тикиджьян Р.Г. Монархизм в казачьем культурном архетипе XIX века // Научно-практическая конференция “Россия в войнах ХХ века”. Материалы докладов и выступлений участников, 9-10 октября 2001 года, г.Адлер. Краснодар, 2001.

25. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992.

26. Трёхбратов Б.А. Первые шаги...: Выступления армейских и казачьих частей на Северном Кавказе в период революции 1905-1907 гг. Краснодар, 1989.

27. Успенский Б.А. Царь и Бог: Семиотические аспекты сакрализации монарха в России // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994. Т.1.

28. Футорянский Л.И. Казачество России на рубеже веков. Оренбург, 1998.

29. Ящик Т. От царского двора до Вильбю // Родная Кубань. 2000. №3.

30. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф.454. Оп.1 Д.195.

31. ГАКК. Ф.670. Оп.1. Д.4.

32. Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции 1998 года (ПМ КФЭЭ-1998). Станица (Ст.) Исправная Зеленчукского района (р-на) Карачаево-Черкесской республики (КЧР). Аудиокассета (А/к) №1553. Информатор (Инф.) Лихолитов Василий Васильевич, 1904 года рождения (г.р.).

33. ПМ КФЭЭ-1998. Ст. Сторожевая Зеленчукского р-на КЧР. А/к №1542. Инф. Бородачёв Николай Григорьевич, 1926 г.р.

34. ПМ КФЭЭ-1998. Ст. Кардоникская Зеленчукского р-на КЧР. А/к №1662. Инф. Могильный Макар Яковлевич, 1899 г.р.

35. ПМ КФЭЭ-1998. Ст. Кардоникская Зеленчукского р-на КЧР. А/к №1664. Инф. Ткаченко Алексей Петрович, 1905 г.р.

36. ПМ КФЭЭ-1999. Ст. Григориполисская Новоалександровского р-на Ставропольского края (кр.). А/к №1874. Инф. Косилов Пётр Михайлович, 1910 г.р.

37. ПМ КФЭЭ-1999. Ст. Темнолесская Шпаковского р-на Ставропольского кр. А/к №1951. Инф. Агеев Николай Титович, 1920 г.р.

38. ПМ КФЭЭ-2000. Ст. Мингрельская Абинского р-на Краснодарского кр. А/к №2185. Инф. Дамницкий Сергей Емельянович, 1917 г.р.

39. ПМ КФЭЭ-2002. Ст. Переяславская Брюховецкого р-на Краснодарского кр. А/к №2604. Инф. Москаленко Григорий Матвеевич, 1927 г.р.

40. ПМ КФЭЭ-2002. Ст. Батуринская Брюховецкого р-на Краснодарского кр. А/к №2679. Инф. Самойленко Иван Яковлевич, 1936 г.р.

41. ПМ КФЭЭ-2002. Ст. Бекешевская Предгорного р-на Ставропольского кр. А/к №2753. Инф. Бондарев Алексей Николаевич, 1921 г.р.