Новый год на краю империи, или Святочные гуляния под дулом черкеса

На форпостах Черноморской Кордонной и Черноморской береговой линий порой проводили Святки на посту на службе Отечеству

Уже давно яркие краски осени сменились пастельным колоритом с легким налетом сверкающего инея, и природа погрузилась в дрему под пышным снежным покрывалом. За два столетия в этом отношении мало что изменилось, и нам сегодня нетрудно себе представить это же время года в первой половине XIX века.

Любуясь собой в ледяных зеркалах озер и рек, по России шествовала Зима, а за ней - вся ее свита: крепкие морозы, свирепые вьюги, густые снегопады. В лесах застучали топоры, и в деревни и города потянулись дровенки и сани с пушистыми елями, елками, соснами. У потрескивающего огня каминов и русских печей, в каждой семье готовили елочные украшения, шили новогодние костюмы. Накануне отовсюду доносились аппетитные запахи свежих пирожных, булочек, пирогов, тортов, будоражившие воображение постившихся несколько недель христиан. Все с волнением ожидали любимых праздников - Рождества и Нового года. Но был на необъятной территории Российской империи край, где об этих торжествах иногда забывали, отдаваясь целиком нелегкому делу защиты Отечества.

Граница. Как и сейчас, служба на рубежах государства в те времена была полна опасностей, самых непредсказуемых событий и ситуаций, угрожавших жизни пограничников и спокойствию населения нашей страны. Если в кубанских станицах Рождество, Новый год и Крещение праздновались с соблюдением всех соответствующих обычаев и традиций, то те, кто в это время находились на форпостах Черноморской Кордонной и Черноморской береговой линий, иногда проводили Святки на посту на службе Отечеству. Эти "счастливчики" встречали Рождественскую "первую звезду" и Новый год, сидя без движения в залоге (засаде), или во всю прыть мчась в погоне за черкесскими абреками. Последним не мешали ни морозы, ни снег, если дело касалось возможности поживиться казачьим добром, к тому же, когда реки сковывало льдом, перебраться за Кубань становилось совсем просто, и они не могли упускать такой хороший шанс для нападения. Как и в любое другое время года, во время Святок по всей Кордонной линии от поста к пикету, от пикета к посту волной прокатывалось то в одну, то в другую сторону зычное "Слушай!". Это пограничники давали знать, что они "не дремлют", и стоят на своем посту, охраняя мирное население.

Свободные от дежурства казаки и солдаты в укреплениях могли позволить себе совсем немного развлечений. Самыми любимыми и распространенными из них были игра в карты и, увы, выпивка.

Многие черноморцы, отвлекались от тягот пограничной службы за бутылкой "горилки" (водки или самогона), в которых видели способ сделать свою жизнь хоть сколько-нибудь радостнее и избавиться от скуки. Ну, а уж в праздник это, как говорится, - "святое дело". Русские офицеры, служившие здесь, тоже не брезговали подобным времяпрепровождением. Это неудивительно, если учесть, что зачастую их жизнь, особенно в укреплениях Черноморской Береговой линии, подвергалась опасности даже в стенах крепостей: лихорадка и пуля горца подстерегали ежечасно. Хорошего вина достать было трудно, а в некоторых местах и вовсе не представлялось возможным, поэтому, если ни у кого не было в запасе одной - двух бутылок, приходилось довольствоваться водкой.

Вот как описывает одно из таких застолий сосланный на Кавказ декабрист Н.И. Лорер: "На столике перед нами стоял штоф водки с плавающим в нем красным стрючковатым перцем, и на тарелках стояла обыкновенная кавказская закуска: сушеная рыба, колбасы и хлеб… колбасы и сушеная рыба уничтожались и снова появлялись на тарелочках, штоф уменьшался мало-помалу и снова возрождался, как новый феникс. Мы стали веселы, нецеремонны и откровенны. При расставании, … я пригласил их всех на другой день к себе… Не желая переменять кавказского обычая, я … также поставил на стол штофик водки с турецким перцем, сушеных карасей и целое блюдо раков… Как немного нужно человеку, не избалованному прихотями!" Когда угощение и темы разговоров мало-помалу истощались, все переходили к другому, не менее любимому развлечению - игре в карты.

Так уж исторически сложилось, что карточные игры занимали особое место в жизни населения Российской империи XIX в. Петр Андреевич Вяземский вспоминал: "Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты - одна из непреложных и неизбежных стихий".

Поначалу в среде казаков самой распространенной карточной игрой была игра в "дурака", позже в моду вошли классический преферанс, вист, пикет и другие, так называемые коммерческие игры.

В любом укрепление, в том числе и в Екатеринодаре, можно было наблюдать характерную картину: вокруг стола, зачастую даже не ломберного, сидели игроки, напряженно вглядывавшиеся в свои карты; возле каждого из них стопки монет или банкнот, в мерцающем свете свечи окружающее виделось фантастическим, и мир для игроков существовал только в этом пятне света, за этим столом, остальное было нереально далеко, тонуло в темноте ночи. Ни один праздник не обходился без карточной игры. Этого момента с нетерпением ждали.

"… в гостях было скучно, так как мало было материала для разговоров. Все изнывали, пока хозяин… не восклицал громко: "Не тратим драгоценного времени!" Тогда все ободрялись, веселели. Быстро раскладывались ломберные столы, вынимались карты… И все с восторгом садились за зеленое поле. Играли в карты все", - так писал о екатеринодарцах XIX в. современник, С.И. Эрастов.

Вряд ли на Рождество и Новый год во всех пограничных укрепления наряжали елку. Эту "роскошь" могли позволить лишь самые крупные из них, да и то только те, которые входили в Черноморскую Кордонную линию. На побережье могли лишь издали любоваться растущими на довольно внушительном расстоянии от форпостов пицундскими соснами. Даже такой долгожданный и любимый всеми праздник не стоил того, чтобы расстаться с жизнью, отправляясь в лес за традиционным хвойным деревом.

Зато религиозные праздничные обряды всегда соблюдались неукоснительно. Благо, в каждом, даже самом захолустном укреплении, имелась, если не худо-бедно сколоченная церковь, то хотя бы сарай или комната, приспособленная для церковных богослужений. И непременно имелся в наличии "пастырь душ человеческих" - священник. После праздничного богослужения, свершив "молитвенный труд" во славу Рождения Господа нашего Иисуса Христа, все, кто не вынужден был нести ночную вахту, отправлялись в казармы, где и праздновали, предаваясь вышеперечисленным нехитрым развлечениям.

Конечно же, Екатеринодар, как войсковая столица, в отношении религиозных обрядов отличался от других станиц и крепостей. Здесь службы проводились в то время в Войсковом Воскресенском соборе, стоявшем на территории крепости. Особой торжественностью отличался крестный ход на Крещение. Весь народ, во главе с духовенством двигался на р. Кубань, где должно было совершиться водосвятие. При возглашении слов:"Во Иордане" обычно раздавались оглушительные залпы батареи и ружейные выстрелы. После этого те, кто хотел избавиться от болезней, да и просто все желающие, могли нырнуть в реку, так как по поверью, освященная в Крещение вода обладает целебными свойствами. Обратное шествие крестного хода отличалось той же торжественностью.

С 30-х годов XIX в. к списку развлечений общества в войсковой столице добавилось, благодаря культурному влиянию базировавшихся в городе регулярных войск, еще одно - мода на балы и бальные танцы. Как вспоминают современники, "открылись благородные собрания, и самоучки пошли танцевать".

В этом далеком уголке, так же, как в Петербурге и Москве, бал был особенным событием, которого ждали с большим нетерпением. Правда, было одно обстоятельство, серьезно осложнявшее проведение подобных мероприятий. При наличии огромного количества кавалеров, некоторые укрепления "славились" полным отсутствием дам. И дворяне, служившие в те годы на Кавказе, особенно на Черноморском побережье, довольно ощутимо страдали без общества представительниц прекрасного пола. "Геленджик страшен мне всего более недостатком женщин и места для движения…", - писал своему брату А. Бестужев-Марлинский.

Однако ж, были и такие "благословенные" крепости (например, Екатеринодар, Прочный Окоп на Кубани и Бамборы на побережье), где жили несколько жен офицеров, с дочерьми и воспитанницами. "Климат" отношений в таких укреплениях был совершенно иной. Вот уж тут-то можно было устроить и музыкальный вечер, и танцы, и литературный салон, наподобие столичных. Дамы в таких случаях пользовались ошеломляющим успехом. Не каждой петербургской красотке доводилось видеть разом у своих ног такое большое число обожателей. Легкий, невинный флирт словно вдыхал новую жизнь в молодых людей, каждый день смотревших в лицо опасности.

"В Прочном Окопе стояла артиллерийская бригада, командиром которой был полковник Ган. Семейство его состояло из жены, и 2-х взрослых дочерей. Тут же была штаб-квартира Кубанского полка и жил командир, полковник Фитингоф, которого мы часто посещали… Все эти лица бывали по вечерам у Нарышкиных, и так как Елизавета Петровна прекрасно пела, а дочери полковника Гана тоже были музыкантши, то мы часто наслаждались прекрасной музыкой, так что жизнь в Прочном Окопе была приятна", - вспоминал декабрист А.П. Беляев. Именно в гостеприимном доме Нарышкиных отмечали все праздники, в том числе и Святки, участвуя, помимо салонных "посиделок", в развлечениях, устраиваемых казаками близлежащей станицы. По словам того же Беляева, "все казачье население отличается своей живостью и веселостью".

В Бамборах, крепости, входящей в Черноморскую Береговую линию, помимо жены коменданта, Пацовской, и ее двух воспитанниц лет 10, находилось еще три офицерских жены. По воспоминаниям побывавшего там офицера русской армии Ф.Ф. Торнау, ими "ограничивалось наличное женское общество, что нисколько не мешало молодым офицерам танцевать и веселиться от всей души в неизвестном уголке земли, носившем название Бамбор". На берегу моря, недалеко от укрепления, в то время зимовали батальон Грузинского гренадерского полка и артиллерийская батарея, принадлежавшие к абхазскому действующему отряду. Это обстоятельство служило к немалому оживлению бамборского общества.

Всю зиму Пацовская давала у себя танцевальные вечера по два раза в неделю. Бывал там и упомянутый Торнау, что позволило ему оставить об этом довольно подробное описание: "Не только … дамы, но и их маленькие воспитанницы принимали в них участие, а за недостатком женского пола, становились молодые офицеры и танцевали до упаду. Люди пожилые, не танцующие, проводили вечер за бостонным столом. Бал кончался ужином, более сытным, чем изысканным, за которым не жалели абхазского вина, которое, право, было весьма недурно. Все это было очень незатейливо, но занимало молодежь, богатую избытком жизни, и отвлекало от менее невинных удовольствий, неразлучных с военною зимовкой". Именно так и встречали здесь Рождество, Новый год и Крещение.

Когда в Петербурге и Москве одетые по последней парижской моде дамы и ленивые столичные франты в элегантных экипажах ожидали у дворцов своей очереди войти в бальный зал и показать себя во всем блеске и величии, на самом краю империи в прибрежных бараках офицеры тоже собирались на бал. Они "съезжались верхом, укутанные в бурки и башлыки, провожаемые казаками, освещавшими дорогу факелами, а иногда и пехотным конвоем с заряженными ружьями, без которого неблагоразумно было ехать через лес, находившийся между морем и укреплением. Гости, жившие в стенах крепости, приходили пешком. Глубокая грязь, затапливавшая все улицы при первом дожде, не допускала обыкновенных калош, вместо которых принуждены были надевать сверх комнатной обуви тяжелые солдатские сапоги. Нелегко было совладать с ними в грязи, поэтому два солдата провожали каждого посетителя: один вел его под руку, другой светил фонарем...".

И пусть здесь не было роскоши и позолоты столичных бальных залов, играл не оркестр, а всего лишь рояль... Для тех, кто шествовал в плавном полонезе, кружился в летучем вальсе, скользил в причудливых и элегантных мазурках, это было совершенно неважно. На этот миг защитники российской границы забывали, что находятся за пределами "цивилизованного мира", что завтра им опять нести трудную, опасную службу. Они наслаждались непринужденным разговором, красотой и грацией очаровательных собеседниц, прекрасной музыкой, ощущением восторга, счастья и кружившей голову легкой влюбленности.

"Магия" рождественских и новогодних праздников оказывала поистине удивительное воздействие на этих утомленных жизненными трудностями людей. Безнадежность и тоска в их сердцах сменялась жаждой жизни, неудержимой радостью и надеждой на то, что все, о чем они мечтают, в наступающем году непременно исполнится.

Cсылки

1. Коммерческие игры. Эти карточные игры строились по сложным правилам. Отличались от азартных тем, что игроки могли попытаться просчитать свои ходы, выработать стратегию, словом, предполагали не столько азарт, сколько удовольствие самого состязания. Ставки в них были невысокие, и считалось, что в таких играх проиграться невозможно. Напротив, в азартной игре, как, например в "Фараоне", невозможно было ничего рассчитать. Вяземский писал:"Подобная игра, род битвы на жизнь и на смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Хороша и благородна ли эта страсть, эта поэзия - это другой вопрос". назад

2. Ломберный стол. Специальный стол для карточных игр. Обычно прямоугольный, покрытый зеленым сукном. Возле каждого игрока лежали мел и щеточка - мелком тут же, на зеленом сукне стола, делались расчеты, записывали ставки, ненужное стиралось щеточкой. назад

3. Крещенский крестный ход. Крестный ход к реке, где освящали воду был неотъемлемой частью празднования Крещения Господня. Если стояли лютые холода и Кубань сильно замерзала, казаки из толстого льда реки, как из дерева "выстругивали колонны, ажурные перила и другие части для устройства большой беседки с покрашенной крышей и деревянным на ней крестом…Беседку устраивали шагах в 30 от крутого берега реки. Внутри беседки устанавливался стол ("аналойчик"), на котором у поставленной на нем иконы стояла большая чаша с речной водой, рядом с ней - "кропило". Возможность создавать подобные "ледяные дома" появилась у казаков только во 2-й половине XIX в., с окончанием Кавказской войны. До этого подобные работы в любой момент могли быть прерваны нападением горцев и угрожали жизни строителей. Водосвятие в беседке совершали духовные лица, а при сем событии присутствовали церковный хор, наказной атаман и высшие офицерские чины. Народ же в это время стоял на берегу и наблюдал за происходящим издали. В конце службы, как только раздавалось пение хора "Во Иордане крещающуся тебе, Господи…", среди массы народа многие запускали специально принесенных ими голубей. Увидев это издалека, артиллерия производила пушечный салют. Традиция оружейных залпов и пальбы из ружей, равно как и купание в крещенской воде, сохранялась вплоть до начала XX столетия. назад

Версия страницы для ПК