Город «понаехов». Как мигранты XIX века сделали Екатеринодар южной столицей

Рассказываем, как военный форпост превратился в экономический центр Юга России и почему нынешние споры в соцсетях о «понаехах» — это повторение давно пройденного урока

Фраза «Краснодар не резиновый» стала фольклором социальных сетей, но история доказывает обратное: он растягивается уже более 150 лет. Все началось еще в эпоху Александра II, когда закрытую казачью крепость решили превратить в гражданский город. Именно тогда был запущен механизм массовой миграции, который не останавливается до сих пор.

Редактор Юга.ру Денис Куренов рассказывает, как решение 1867 года превратило военный форпост в экономический центр юга России и почему нынешние споры в телеграме о «понаехах» — это повторение давно пройденного урока.

Введение. Екатеринодар как закрытый военный клуб

Главная ирония истории Краснодара заключается в том, что даже его основатели — черноморские казаки — были «понаехами» на этой земле.

В конце XVIII века они массово переселились сюда с берегов Днестра и Буга по жалованной грамоте Екатерины II. Так что технически город начался с миграции. Но, застолбив территорию, новые хозяева быстро повесили на нее замок.

К середине XIX века Екатеринодар меньше всего напоминал уютный южный город для променадов. Это был суровый военный лагерь — «войсковой град». Здесь не жили, а несли службу. Весь уклад подчинялся жесткой казачьей иерархии и нуждам фронта — рядом шла изнурительная Кавказская война.

Город функционировал как закрытый режимный объект. Гражданским (купцам, мещанам, крестьянам) было строго запрещено покупать землю и недвижимость. Ты мог приехать, мог временно арендовать угол, но пустить корни — нет.

В 1864 году Кавказская война закончилась. Россия окончательно закрепилась в регионе, и необходимость держать Екатеринодар на осадном положении отпала. Империи нужны были не только штыки, но и рубли — требовалось экономическое освоение огромных южных территорий.

Старая казачья крепость доживала последние дни в своей изоляции.

Часть 1. Преобразование и новые правила игры

Трансформация Екатеринодара из военного форпоста в экономический центр началась с административной реформы 1860 года. Именно тогда Черноморское казачье войско было преобразовано в Кубанское, а город получил статус столицы новообразованной Кубанской области. Однако юридическое оформление нового гражданского статуса произошло семью годами позже — 8 июня 1867 года, когда были утверждены «Правила для заселения и управления города Екатеринодара». Этот документ де-юре упразднил сословную монополию казачества на проживание в городе.

Новое законодательство разрешало селиться в Екатеринодаре, приобретать недвижимость и вести коммерческую деятельность представителям всех сословий Российской империи, а также иностранным подданным. Ограничения сохранялись лишь для лиц с криминальным прошлым, банкротов и представителей ряда сект. В отношении еврейского населения действовал ценз: право на оседлость получали лишь те, кого городское общество признавало «полезными» для развития местной экономики.

Для стимулирования урбанизации власти внедрили систему экономических льгот и обязательств. Переселенцам предоставлялись пятилетние налоговые каникулы, однако получение земли сопровождалось обременением: новый владелец был обязан в течение трех лет освоить участок — возвести жилой дом, открыть торговое или ремесленное предприятие либо разбить сад. Невыполнение этих условий вело к изъятию надела.

Для коренного казачьего населения реформа 1867 года стала переломным моментом, фактически запустившим процесс «расказачивания» города. Законодательство поставило старожилов перед выбором: сохранение недвижимости в городской черте требовало выхода из войскового сословия и перехода в гражданское состояние (мещан или купцов) с принятием всех муниципальных повинностей. Те же, кто желал сохранить казачий статус и привилегии, были вынуждены покинуть город. Это привело к массовой внутренней миграции: значительная часть казаков переселилась в пригородные станицы — Пашковскую, Елизаветинскую, Динскую и Новотитаровскую, освобождая пространство для притока капитала и рабочей силы из внутренних губерний.

Часть 2. Великое переселение на Кубань

Снятие административных барьеров спровоцировало эффект разорвавшейся бомбы: открытие города запустило мощнейший миграционный механизм, который за считанные годы кардинально изменил демографическую карту региона. Если в 1865 году в Екатеринодаре проживали менее 14 тысяч человек, то уже к 1876 году население удвоилось, достигнув отметки в 32,5 тысячи жителей. Городская инфраструктура с трудом поспевала за таким взрывным ростом, но приток человеческого капитала продолжался.

География «великого переселения» охватывала обширные территории Российской империи. Основной поток мигрантов формировали крестьяне из южных губерний — Херсонской, Екатеринославской, Полтавской, Харьковской и Воронежской. Главным драйвером миграции служили экономические факторы. Как отмечал статистик Лукьян Мельников, разница в уровне жизни была колоссальной: переселенцы, привыкшие на родине к черному хлебу и поденной оплате в 15-50 копеек, на Кубани находили изобилие продуктов и возможность зарабатывать до трех рублей в сутки. Слухи о высоких урожаях и свободной земле работали эффективнее любой официальной пропаганды, привлекая в город тысячи людей в поисках лучшей доли.

Социальный и этнический состав Екатеринодара претерпел необратимые изменения, превратив бывшую казачью крепость в многонациональный торгово-промышленный центр. На смену однородному войсковому населению пришел пестрый класс предпринимателей, ремесленников и наемных рабочих. Согласно статистическим данным конца XIX века, рынок труда оказался четко сегментирован: строительный сектор (каменщики, плотники, столяры) заняли выходцы из центральных губерний — Орловской, Тамбовской, Рязанской и Владимирской, а торговля и сфера услуг перешли преимущественно в руки армянской, греческой и персидской диаспор.

К моменту проведения первой всеобщей переписи населения 1897 года трансформация завершилась: из 65 тысяч жителей города уроженцами Екатеринодара были лишь чуть более трети (24,8 тысячи человек). Более 50% населения составляли приезжие из других российских губерний. Таким образом, к началу XX века коренные жители окончательно перешли в статус демографического меньшинства в собственном городе.

Часть 3. Как «понаехи» изменили Екатеринодар

Массовая миграция стала тем топливом, на котором экономика города рванула вперед. Приток деятельных людей, лишенных возможности полагаться на казачьи земельные наделы, вынуждал их искать новые способы заработка. Это привело к стремительной диверсификации городской экономики: вчерашняя военная станица начала превращаться в крупный промышленный и логистический узел.

Если в середине века промышленность ограничивалась кустарным производством для внутренних нужд, то к 1880-м годам Екатеринодар стал обрастать заводскими трубами. Статистика того времени фиксировала бурный рост: в городе функционировали кожевенные, кирпичные и мыловаренные заводы. Характерно, что кирпичное производство, ставшее одним из локомотивов местной индустрии, держалось преимущественно на наемном труде выходцев из центральных российских губерний. Город перестал просто потреблять — он начал производить и торговать, став ключевым пунктом сбора сырья (шерсти, кожи, зерна) со всей Кубанской области.

Однако главным катализатором превращения Екатеринодара в экономическую столицу региона стало строительство железной дороги. Проведение ветки «Тихорецкая — Екатеринодар — Новороссийск» в конце 1880-х годов окончательно вывело город из транспортной изоляции. Пасторальная тишина сменилась гудками паровозов, а цены на недвижимость взлетели вверх. Железная дорога связала кубанский хлеб и сырье с портом Новороссийска и мировыми рынками, привлекая в город крупные капиталы и банковские конторы.

Экономический бум неизбежно отразился на архитектурном облике. Город начал сбрасывать «шкуру» военизированного поселения. На месте срытых оборонительных валов и засыпанных рвов прокладывались новые улицы — так, например, возникла улица Длинная. Турлучные хаты под камышовыми крышами, в которых раньше жили даже офицеры, стали уступать место капитальной застройке. Центр города, особенно улица Красная, начал застраиваться каменными особняками в стилях классицизма и модерна, появились мощеные кирпичом мостовые и тротуары. В 1890-х годах в городе заработали система водопровода и электростанция, а на рубеже веков был запущен трамвай — роскошь, доступная тогда далеко не каждому губернскому городу.

Вместе с капиталом в Екатеринодар пришла и культура. Запрос нового городского сословия на образование и информацию стимулировал открытие гимназий и училищ. Появилась собственная пресса — «Кубанские областные ведомости» и частные газеты, которые стали не просто вестниками распоряжений начальства, а площадкой для общественной дискуссии. Город, еще недавно бывший закрытым военным лагерем, начал приобретать лоск и амбиции европейского центра, хотя и продолжал, по ироничным замечаниям репортеров, местами утопать в «исторической грязи».

Часть 4. Портреты «понаехов»: кто строил новый Екатеринодар

За сухими цифрами демографического роста стояли конкретные люди. Если раньше элитой города были исключительно казачьи офицеры и атаманы, то после 1867 года на авансцену вышел новый класс — предприимчивые люди извне, чьи фамилии сегодня носят самые красивые особняки исторического центра. Именно эти «новые екатеринодарцы» превратили большую станицу в европейский город.

Снятие запретов на коммерцию привлекло в город крупные купеческие династии. Ярчайший пример — Богарсуковы. Братья Никита, Карп, Христофор и Иван, происходившие из черкесогайских переселенцев, начинали с малого, но вскоре создали мощнейшую торговую империю. Их наследие — знаменитый «зеленый дом», здание гостиницы «Централь». Это были люди, которые не только зарабатывали здесь деньги, но и формировали новый архитектурный код города, не уступающий столичным образцам.

Не меньший вклад внесла семья Тарасовых. Выходцы из армавирских черкесогаев, они развернули в Екатеринодаре масштабную торговлю мануфактурой. Именно Тарасовы построили здания, без которых невозможно представить улицу Красную. Их торговые дома и особняки стали символом купеческого размаха эпохи модерна.

Особую роль в модернизации сыграли иностранные специалисты — те самые «полезные» мигранты, которых ждал город. Хрестоматийным примером стал саксонский инженер Курт Зигель. Пока местные обыватели спорили о судьбе города, Зигель принес в Екатеринодар цивилизацию в прямом смысле слова: именно его контора спроектировала и построила первый городской водопровод и электростанцию. Благодаря этому немецкому «понаеху» в 1894 году на главной улице зажглись электрические фонари, что, по словам очевидцев, вызывало у горожан культурный шок и восторг.

Вместе с капиталом в город ехали и мозги. Показательна история семьи Стратоновых. Глава семейства, Виктор Исаевич, переехал в Екатеринодар в 1871 году из Одессы, покинув престижный пост директора гимназии ради должности прокурора окружного суда. Его сын, Всеволод Стратонов, выросший уже на кубанской земле, впоследствии стал выдающимся астрофизиком и профессором МГУ. Этот пример иллюстрирует важный сдвиг: Екатеринодар стал точкой притяжения для образованного класса из крупных культурных центров империи (Одессы, Харькова, Санкт-Петербурга), что окончательно размыло суровый казарменный менталитет.

Символом окончательной победы гражданского уклада над военным стали выборы градоначальников. Первым городским головой в 1868 году стал Константин Фролов — фигура переходная (отставной офицер, ставший купцом), но уже в 1874 году этот пост занял Петр Якунинский, потомственный почетный гражданин и купец первой гильдии. Власть в городе официально перешла от людей в погонах к людям с деловой хваткой.

Часть 5. «Понаехали тут!» Хроники столетней ненависти

Долгое время слово «иногородний» в Екатеринодаре звучало почти как диагноз. Даже когда им разрешили селиться в городе, социальная пропасть никуда не делась. Голосом разгневанных «местных» стал не кто-нибудь, а главный интеллектуал Кубани того времени — историк и политик Федор Андреевич Щербина. В своих мемуарах он не стеснялся в выражениях, оплакивая старый уютный Екатеринодар, который растоптали сапоги мигрантов.

Щербина с горечью писал о «генеральном изгнании» казаков из собственного города. Для него реформа 1867 года была не только прогрессом, но и трагедией. Он вспоминал, с какой враждой «седоусые казаки» смотрели на «непрошеных пришельцев» (именно так в то время называли «понаехов»), которые лезли во все щели, скупали земли и устанавливали свои торгашеские порядки взамен «здоровых обычаев старины». Казакам казалось, что у них украли душу города, заменив ее на базарный шум.

Главным топливом для ненависти, как водится, были деньги. Пока казаки держались за свои традиции и сословную гордость, «понаехи» делали бизнес. Статистики того времени, например Алексей Собриевский, открыто ворчали на национальные диаспоры. Армянских, греческих и персидских купцов обвиняли в том, что они рассматривают Екатеринодар исключительно как дойную корову: зарабатывают здесь состояния, но сердцем остаются в своих родных Нахичеванях или Тифлисах, куда и отправляют капиталы. Местных раздражало, что вчерашние «пришельцы» быстро становились экономической элитой, скупая лучшие места на улице Красной, пока коренное население вытеснялось на обочину жизни.

Символом этого расслоения стала Дубинка. В конце XIX века это была классическая окраина для бедноты — рабочих и крестьян, приехавших на заработки. Земля там стоила копейки, а дорога в районе проходила через болота, которые не просыхали даже летом. Коренные екатеринодарцы относились к Дубинке (и ее обитателям) с брезгливостью, считая ее рассадником грязи, болезней и криминала. «Отщепенец», «бедная падчерица» — так называли этот район в прессе. Жалобы на то, что «понаехи» с Дубинки портят статистику и создают криминогенную обстановку, были обычным делом в городских газетах.

Однако именно эти «нелюбимые» мигранты и превращали большую грязную станицу в настоящий город. Но признать это местные смогли только спустя десятилетия, когда страсти улеглись, а потомки казаков и «иногородних» окончательно перемешались.

Заключение. ДНК «города понаехов»

История не просто движется по спирали — в случае с Краснодаром она бегает по кругу. Реформы 1860-х годов сделали нечто большее, чем просто наполнили казну или застроили улицу Красную красивыми особняками. Они сформировали уникальный генетический код города.

Екатеринодар выжил и стал южной столицей ровно потому, что однажды перестал быть закрытой крепостью. Именно свежая кровь — амбициозные купцы, голодные до работы крестьяне, предприимчивые иностранцы — превратила военную станицу в экономический локомотив региона. Если бы городские ворота остались на замке ради сохранения «казачьей старины», сегодня Краснодар, скорее всего, был бы просто большой, пыльной и никому не интересной провинцией.

Однако уроки XIX века так и не были выучены до конца. Как и полтора века назад, когда город тонул в «исторической грязи» и нехватке жилья, сегодня корень зла вовсе не в людях, ищущих лучшей жизни. Пробки в десять баллов, школы, где 1 сентября на линейку выходит 1-й «Я» класс, и массовые потопы после дождя — это не вина тех, кто переехал. Это приговор тем, кто управляет городом.

История краснодарского урбанизма — это хроника того, как власть неизменно не успевает за ростом, который провоцирует экономическая ситуация. Инфраструктурная импотенция, хаотичная застройка и отсутствие стратегии превращают миграционное благо в гуманитарную катастрофу.

Урок, который преподносит нам 1867 год, прост: закрытость ведет к стагнации, а открытость — к деньгам и развитию, пусть и через боль, грязь и социальное напряжение. Краснодар обречен быть центром притяжения — это его судьба и залог выживания. Так что, стоя в очередной пробке на Тургенева, можно утешать себя мыслью: полтора века назад местные тоже ругались, но именно благодаря этому мы все сейчас живем здесь — в нашем противоречивом Краснодаре.

Версия страницы для ПК